Перестал бы он еще делать ту чудаковатую вибрирующую штуку со своей грудью. Джорджи рассказывала мне, что у Вэктала есть кхай — вошь, как нам понравилось называть это — и после того как кхай признает свою пару, то заставляет его мурлыкать и хотеть заняться со мной сексом. Вэктал вибрировал для Джорджи. Хотя, Рáхош ничего не сказал.
За это я благодарна… и сбита с толку. Если он вибрирует не для меня, зачем он продолжает меня доставать? В этом ведь нет никакого смысла. Бестолковый инопланетянин. Я облизываю губы, а затем корчу лицо, потому что они до сих пор имеют вкус того чая.
— Он безобразен, — говорит Клэр. — Они все так выглядят?
— Нет, Рáхош намного страшнее, чем большинство, — говорю я очень спокойно. Хорошо, что он не понимает по-английски, потому что не знаю, что бы он сделал, если бы услышал, что я говорю о нем всякое дерьмо.
Вэктал довольно милый в смысле наружности. Он синий, и Джорджи говорит, что его кожа на ощупь как замша. У него большие, изогнутые рога, которые вырастают от линии его волос и загибаются вокруг головы, делая его похожим на высокого семифутового барана. Он мускулист, у него есть хвост и эти странные бугристые образования на руках и по линиям бровей. Большинство других парней имеют схожее строение, отклонения лишь в вариациях роста, расцветке и рогах. Просто обыкновенные синие инопланетные люди.
Рáхош выделяется от всех остальных несколькими принципиальными различиями. Во-первых, он самый высокий. Что совсем не такая уж несущественная деталь, учитывая, что все они ростом выше семи футов, а это выставляет его самой большой башней из всех остальных. Его плечи не такие широкие, как у Вэктала, что указывает на то, что он лишь огромен, а не гигант. И если Вэктал кажется более чистого синего оттенка, у Рáхоша оттенок более темный, серовато-синий, который лишь делает его похожим на ослика Иа больше остальных.
Кроме того, шрамы не помогают рассеять это впечатление. Одна сторона его широкого, инопланетного лица в шрамах, у него на лбу и над глазом испещрено глубокими прорезями, рассказывающими о схватке в его прошлом, в которой он проиграл. Шрамы тянутся дальше вниз по его шее и исчезают под одеждой. Вместо рога на той же стороне головы — зазубренный обрубок, а его второй рог изогнут вверх как лаконичное напоминание о том, что он потерял. А еще добавьте сюда твердые губы, сжатые в неприязни, и суженные светящиеся странно-синие глаза, видимо полученные от симбионта?
Мда, наверное, утверждать, что Рáхош намного страшнее, чем большинство, — объективное суждение.
Тот факт, что он сделал ставку на меня, как на свою собственность,… начинает мне надоедать. Я сказала Джорджи и остальным, что за чизбургер бы сделала все, что угодно. Но иметь инопланетянина, который предъявляет на меня права, кажется таким… странным. Есть ли у меня вообще выбор? Словно я говорю: «Хочу чизбургер», а кто-то шлепает мне в руку соленый огурец и объявляет: «Черта с два, тебе полагается соленый огурчик».
А потом, когда я задумываюсь о фаллических объектах, я снова пристально слежу за Рáхошем. Не очевидным образом, естественно. Я лежу, ну, а мои глаза почти закрыты, но я могу видеть, как он и другой инопланетный парень двигаются по кораблю, вдвоем упаковывая сумки и проверяя вещи. Джорджи и Вэктала нигде не видно. Я наблюдаю за Рáхошем, как он наклоняется, а затем встает.
У него очень длинный хвост. Интересно — это показатель состояния чего-то в ином… гм, месте.
Не то, чтобы меня это сильно интересует. Быть может, если мы должны получить эту паразитную штуку, то она выберет кого-то другого, а не его. Может, тогда мистер Настойчивый разозлившись, просто отвяжется?
Я заваливаюсь снова поспать, представляя его выражение лица, когда моя вошь отвергнет его.
РÁХОШ
Мой кхай — идиот.
Да, должно быть, это так. А отчего же еще он игнорирует женщин моего племени, и в тот момент, когда мы входим в пещеру грязных, оборванных людей, он начинает блеять в моей груди, подобно пернатому зверю? Иначе выбрал бы он мне в пару самого хилого из больных людей?
Пару, которая впивается взглядом в меня с осознанием этого; у которой столько раздражения в глазах и которая отказывается есть лечебный бульон, принесенный мной? Отталкивает мои руки, когда я пытаюсь помочь ей встать на ноги? Которая хмурится, когда я приношу ей воду?
Совершенно ясно, что мой кхай полон дури.
— Ты резонировал кому-то? — спрашивает Аехако, стоя рядом со мной. Он набивает дорожный мешок шкурами. Мы готовим пещеру людей для перехода, так как они слишком ослабли, чтобы сделать это. Вэктал сказал, что мы должны забрать все с собой. Не имеет значения, что все запятнано, грязное или бесполезное. Люди владеют столь немногим, что он уверен, они дорожат тем, что имеют, поэтому мы обязаны забрать все. Двое из охотников, которые резонировали для женщин, были отосланы, чтобы забрать шкуры из ближайших охотничьих пещер, потому что люди плохо оснащены для того, чтобы противостоять суровым снегам, и у них нет кхай, чтобы сохранять их тепло.
Впрочем, вскоре это будет исправлено.
Са-кoхчк находится поблизости. Крупные существа носят в себе множество кхай, и мы будем охотиться за одним из них ради его мяса и кхай, чтобы люди не умерли от кхай-болезни.
Я думаю о впалых глазах своей пары и насколько несчастной она выглядит. У большинства людей кожа бледная, но у моего человека она еще бледнее. Это должно означать, что она заболела гораздо серьезнее. Я буду настаивать, чтобы она получила кхай одной из первых.
Аехако повторяет свой вопрос.
— Рáхош? Ты резонировал?
Я не люблю лгать, но также не хочу, чтобы кто-нибудь узнал, не сейчас, когда моя пара свирепо зыркает на меня, будто она в бешенстве.
«Рáхош намного страшнее, чем большинство».
Ее слова причиняют мне острую боль. Она гладкая, бледная и слабая, и все же именно я — тот, кто неполноценный? Я пожимаю плечами и взваливаю на себя мешок.
— Это не важно. Увидим, что произойдет, когда кхай будет внутри человеческого тела.
— Я не резонировал, — Аехако выглядит мрачным, его широкие плечи удрученно опущены. — По твоему, другие будут резонировать, когда для них наступит подходящий момент? Возможно, еще не их время.
Он смотрит на меня взглядом полным надежды.
— Я что, похож на того, кто знает о человеческих моментах? — огрызаюсь я. — Заканчивай со своим мешком. Мы должны поспешить, если хотим доставить людей достаточно близко к са-кoхчк, чтобы начать на него охоту.
Аехако вздыхает и возвращается к работе. Я твержу себе, что он еще молод. На самом деле, он, наверное, самый молодой охотник в нашем племени. Он справится со своим разочарованием, или позже другой человек будет резонировать ему. Или даже женщина ша-кхай, возможно, одна из тех, кто еще не родилась.
Я знаю только то, что резонирую одному из умирающих людей, а если она умрет, то заберет все мои надежды и мечты с собой.
У меня никогда не было пары. Никогда не было любовницы. Женщин в нашем племени мало, а женщин, которые хотят спариваться с травмированным, угрюмым охотником еще меньше. Я никогда и не мечтал, что однажды у меня будет моя собственная пара.
Теперь, когда она здесь…, я не совсем понимаю, как себя вести. Так что я по-прежнему храню молчание, и это отнимает все мои силы, чтобы мой кхай молчал, когда люди поднимаются и начинают готовиться к длинному походу обратно к племенным пещерам. Охотники вернулись со шкурами, а одна из них была разрезана на куски, чтобы сделать покрытия для ног. Остальные покрывают свою хрупкую одежду, а пара Вэктала, Шорши, — язык-завязывается-узлом, произнося ее имя — помогает другой обернуть вокруг нее толстый плащ из шкуры.
Лишь немногие из людей не готовятся. Девушка, которая с темной кожей и волосами в виде пучка сладкой травы, лежит без сознания под шкурой. Вэктал говорит, что она — одна из самых тяжелобольных. Есть еще одна, у которой сломана конечность, и она для поддержки сильно опирается на Пашова, чтобы устоять.