— Рáхош? — любимый голос осторожно выкрикивает мое имя, и через мгновение ее маленькое тело оказывается уже в моих объятиях. Я прижимаю ее к своей груди, а рукой придерживаю за голову, пока покрываю поцелуями ее лоб.
Моя Лиз. Моя любовь. Мое все.
Ее руки окружают меня, а сама она дрожит.
— О, Боже, Рáхош. Твоя кожа холодная словно лед, детка. Что ты здесь делаешь посреди ночи? Тебе следует греться у костра…
— Тсс! — говорю я ей. Остальное не имеет значения за исключением того, что она здесь и в моих объятиях. В сторонке я вижу Аехако, который пришел вместе с ней, и на какое-то мгновение во мне поднимается ревность. Он влачится за моей парой, хотя она принадлежит мне. Не нравится мне это, но, по крайней мере, она в безопасности.
Ее маленькие ладони поглаживают мне грудь, а потом спускаются на мой живот, и тут она задыхается.
— У тебя же ребра торчат, Рáхош. Ты ел?
Ел ли я? Не помню. Мои мысли крайне мрачные и совершенно не о самом себе с тех пор, как они забрали ее у меня. Я пожимаю плечами.
— Это не важно. Ты в порядке? А наш ребенок?
Я прикасаюсь к ней по всему ее телу, провожу руками вниз по ее рукам, а затем по животу.
— С ребенком все хорошо, у меня была утренняя рвота, и я буду ходить беременной целых три ужасных года, — говорит она. — Ты можешь в это поверить?
— Да?
Она похлопывает мне по руке.
— Сарказм, детка.
Ее руки скользят под мою тунику, и я чувствую, как ее пальцы касаются моей кожи. Она такая холодная, но ее кхай напевает песню вместе с мной, и мой член реагирует в ответ. Я не обращаю на это внимание, потому что Аехако все еще рядом, стоит, прислонившись к скале и притворяясь, что не прислушивается к нам.
Я беру одну ее руку в свою и сцепляю наши пальцы в замок, затем целую костяшки ее пальцев. Для меня не имеет значения, что у нее четыре пальца вместо трех. У нее может быть хоть по восемь на каждой руке, и она была бы самой красивой из всех живых существ.
— Ты что здесь так поздно делаешь? И почему с тобой Аехако?
— Он меня охраняет, — говорит Лиз и поднимает вверх лицо для поцелуя.
Я наклоняюсь, чтобы коснуться своими губами ее губ, не в силах сопротивляться. Тогда ее слова доходят до меня, и от страха мое тело неподвижно застывает.
— Охраняет тебя? Ты там не в безопасности? Что…
— Охраняет меня, потому что они считают, что я собираюсь сбежать и вернуться к тебе.
— Глупые.
— Сообразительные, — говорит она. — Я бы сделала это, не моргнув и глазом. Я хочу побыть с тобой. Хочу, чтобы наша семья снова была вместе.
От ее слов все мое тело пронзает болезненная тоска. С безграничной нежностью я касаюсь ее бледной, гладкой щеки.
— Ты должна остаться со всеми остальными, Лиз. Я уже видел, что значит находиться в изгнании. Слишком опасно жить в одиночку.
— Я не была бы в одиночку. Я была бы с тобой. Мы охотились бы вместе и прикрывали бы спины друг друга.
Я провожу большим пальцем по ее губе.
— А как быть, когда придет время появиться на свет нашему ребенку? Что тогда?
— Мы бы что-нибудь придумали, — она пальцами сжимает мои. — Я не позволю им отказаться от тебя, как это сделал твой отец. Ты — моя пара, и мы будем жить вместе.
Я мотаю головой.
— Вэктал принял решение.
Она поворачивается лицом ко мне, а улыбка, которая растягивает ее губы, — одна из тех, которую я уже видел раньше. Лиз так улыбается, когда у нее есть план, и ей плевать, нравится он тебе или нет.
— Ну, тогда я просто должна заставить его передумать, ведь так? — глядя на меня, она игриво шевелит бровями. — Не будет мне покоя до тех пор, пока ты снова не вернешься ко мне, где и должен быть.
— Не подвергай себя опасности…
— Не буду, — она заверяет меня. — Когда у тебя есть карточка на выход из тюрьмы, ее нужно использовать, понимаешь? — и она похлопывает себя по животу.
Ни одно из этих слов не имеет для меня смысла.
— Выходизтюрьмы?
— Просто доверься мне, детка, — она поднимает наши сомкнутые пальцы к своим губам и целует мои пальцы, как я целовал ее. — Только дай мне пару дней, ладно? Ты должен о себе заботится ради меня. Тебе обязательно надо спать и хорошо питаться. Я хочу, чтобы моя пара выжила.
Я медленно киваю головой, потому что выживание на самом деле мне даже и в голову не приходило. Я думал лишь о том, что должен заботиться о Лиз как можно дольше, пока у меня хватит сил. Но раз она хочет, чтобы я больше заботился о себе, я буду это делать. Я высвобождаю свои пальцы из ее и снова провожу ими по ее щеке, где ощущаю слезы, которые из-за холода превратились в льдинки у нее на лице.
— Я сделаю все, о чем ты попросишь, моя пара.
— Я лишь хочу, чтобы ты доверял мне и заботился о себе, — говорит она. — А с остальным я разберусь сама, — и когда она поворачивается лицом для еще одного поцелуя, я не могу удержаться от искушения.
ЛИЗ
Два дня требуется на то, чтобы на моем пороге появился первый подарок.
Это — подарок от одного из вдовцов. Ну, сначала это приводит меня в ярость, но затем я прихожу к выводу, что это можно использовать как средство для решения проблемы.
Маленький мешочек травяных чаев этим же утром, у бассейна, я дарую пожилой женщине по имени Севва. Она милая дама, и в пещерах считается неофициальной «мамой». Она — мать Аехако, и очень ласково относится к нему и другим своим сыновьям, Рокану и маленькому мальчику по имени Сесса. Она постоянно суетится над беременными девочками, несмотря на языковой барьер, вероятно потому, что хочет, чтобы хоть один из ее сыновей стал резонировать. Как ни прискорбно, у нее трое парней, и все трое все еще живут с ней. Но она мне нравится.
Джорджи окидывает меня хмурым взглядом, когда я предлагаю чаи Севве. Пожилая женщина что-то говорит, улыбается, к тому же не очень-то многое свидетельствует о том, что Севва старше других, если не считать несколько морщин в уголках ее пылающих глаз и бледных прядей седых волос, заплетенных в длинную косу.
— Она говорит, что не может принять это, Лиз. Это — подарок в знак ухаживания от Вэзы.
— Но у меня уже есть пара, — говорю я сладким голоском и вновь предлагаю его Севве с особой выразительностью. Я толкаю его ей в руки, а затем ухожу, прежде чем она успевает отказаться.
Джорджи, нахмурив лицо, встает и следует за мной. Она раздражена, потому что, ну, я веду себя как последняя сволочь и доставляю неприятности. Я все подвергаю сомнению, начиная с того, почему у людей, которые спарились, самые маленькие пещеры (от чего Ариана взрывается в очередном истошном припадке рыданий), почему инопланетяне лгали нам о временах года, и всем прочем, что только приходит мне на ум. Мне удается убедить француженку Марлен, что она вынашивает выводок, к тому же не от своей пары Зэннека, который близок по возрасту со своими двумя братьями, а они ей просто лгут о том, что не являются близнецами из тройни. Ооо, а с Тиффани все закончилось тем, что она развлекалась с парнем, но все прошло ужасно, когда она с удивлением увидела его «шпору», что дало мне право наивно широко распахнуть глазки и решительно заявить, что они скрывают от людей все необходимые сведения. Парочка этих новостей оказались не очень-то приятными, и теперь всякий раз, когда Вэктал меня видит, он сужает глаза, а Джорджи, как представляется, ходит с постоянно раздраженным выражением на лице.
Ну ладно, может, меня и в самом деле слегка заносит после того, что никто не приносит мне материалы для новых стрел, вот я и провожу целый день, публично объявляя, что «хозяин» не дает мне самореализоваться.
Но на самом деле, все это — часть моего гениального плана. Мне придется вести себя как последняя сволочь до тех пор, пока не добьюсь своего, а я хочу вернуть обратно Рáхоша.