Святой отец старательно корпел над папками, монотонно перебирая одну за другой, пока не остановился на потрёпанной книге коричневого цвета, заглавие которой гласило: «Рождение Христа».
Его Святейшество бережно стал перелистывать одну страницу за другой, вчитываясь в каждую строчку.
– Волхвов было несколько десятков, – прочитал он фразу вслух, – несколько десятков, – повторил он. – Но в официальной версии их только три, – он снова стал задумчиво перелистывать страницу за страницей, по-видимому, на этот раз выискивая здесь нечто конкретное.
– Вифлеемская звезда превратилась в маленького человека, – озвучил он, и вновь его лицо озарило смятение. – Маленького человека? – он тяжело выдохнул, осознавая, что всё ещё не способен расшифровать смысл сего писания. Понимая своё бессилие, он устремил взор к лику Христа, изображённого на иконе, установленной в нескольких метрах от него на одной из полок.
Склонившись, понтифик застыл перед иконой, смиренно сложив перед собой ладони, скреплённые молитвенным жестом. Судьбоносное решение, принятое в Сикстинской капелле, далось ему слишком тяжело, отчего он, испытывая невероятное волнение от гнетущего его душу чувства вины, пытался хоть как-то оправдаться за свои поступки, вымаливая прощение у Сына Божьего. Всё в его позе и жестах выдавало страх и отчаяние, охватившие его в этот ранний час. Казалось, ещё немного – и он вовсе лишится жизненных сил и рухнет навзничь, настолько он выглядел бледным и измождённым.
– Прости меня, Всевышний, – нашёптывал он пересохшими губами, так что ни одна живая душа поблизости не смогла бы расслышать его слов, адресованных Спасителю.
– Прости, если сможешь, но у меня... нет, у нас у всех, – спохватился он тотчас, оправдываясь за свою нелепую оговорку, – у всех не существовало иного выхода. Возможно, мы поступили опрометчиво, но ты должен... нет, не то говорю, прости, – снова сбился он. – Ты ничего никому не должен, это мы все тебе должны. Я просто прошу, чтобы ты хоть немного попытался нас понять. Ведь это был наш единственный шанс уберечь тебя, ибо не о себе помышляю, но о тебе и о царствии твоём. Об одном молю: не оставь нас в судный день и не обойди милостью своей, – в это мгновение папа запнулся, так как свеча подле него, которая прежде ярко горела, неожиданно резко погасла, словно её намеренно задули, после чего послышался резкий хлопок – видимо, от взорвавшейся лампочки – и в помещении выключилось основное освещение. Папа оглянулся. В архивном полумраке испуганно сверкнули его влажные от слёз глаза.
– Кто здесь? – позвал он, испытывая явную тревогу. Понтифик чиркнул зажигалкой и вновь зажёг свечу, озаряя пространство вокруг и не обнаруживая никого рядом. Тогда он стал поспешно рыться среди книг, выискивая нечто важное для себя. На этот раз он остановил внимание на довольно старой и потрёпанной временем книге, на переплёте которой значилось: «Халдейская книга чисел».
Папа раскрыл книгу на первой странице и, внезапно ощутив, будто кто-то притаился позади, резко оглянулся.
У входной двери он заметил чей-то едва различимый силуэт, который неподвижно наблюдал за ним издали, не предпринимая попыток пойти с ним на контакт.
– Кто вы? Как вы сюда попали? Никто не имеет права заходить сюда! Что вам нужно? – возмущённо воскликнул святой отец, прищуриваясь, чтобы хоть что-то разглядеть в темноте, но взор по непонятным причинам затуманился. – Кто вас впустил?! – не унимался он в надежде как можно скорее понять, с кем имеет дело.