Он смотрит ей в глаза, будто точно убеждается в трезвости её разума на этот момент, и входит. Голова маркизы воздымается, она хватается за его плечи. Он целует, чтобы притупить её чувства, но то, с какой силой она оставляет на его спине красные полосы, доносит до Адама, что это слабо помогает. Он наращивает темп, пока она неровно-прерывисто дышит, комкает простынь под собой и глухо кричит.
Ей уже определенно нравится то, что происходит с ней в этот промежуток жизни и конкретно сейчас, она закидывает ноги на его бедра, чтобы чувствовать глубже, ловит темп и двигается навстречу. Он не может оторваться от такого зрелища, она завораживающе закусывает губу, выгибается, изнывает от желания и подступающего оргазма. Он целует её в шею, кусает за нежную кожу, осыпает поцелуями, оставляя в подарок багровое ожерелье из поцелуев. Он слышит её сбивчивое дыхание и своё имя в шепоте, понимает, что всего пара секунд — и они сольются воедино.
Адам чувствует, как плотно Джейн обхватывает ногами его поясницу, как она начинает ловить мандраж, и он успевает заткнуть её поцелуем, прежде чем она кончит. Его тяжелое дыхание в районе уха заглушает звук фейерверков в голове, разлетающимися искрами оседая по всему телу.
Настолько красочной картинка её жизни была только… никогда. В этот момент ей казалось, что она стоит на краю мира, готовая прыгнуть за новыми ощущениями, подобно тем, что она испытала в постели с Адамом — с мужчиной, который держал марку надежности и статности, рядом с которым она не чувствовала себя одинокой брошенкой прямо посреди незнакомого города. Эта мысль закрепилась в её голове, когда Адам, сладко поцеловав её в висок, обнял со спины, крепко прижав к себе с намерением не отпускать больше никогда.
IV
звёздочки
Адам просыпается от холода. Раннее утро никогда не отличалось дружелюбием, по крайней мере до рассветного солнца, переливающегося красками в чашке утреннего американо на открытой террасе. Скомканное одеяло небрежно покоится в его ногах, вторая половина кровати выглядит нетронутой и остывшей, а подушка пахнет воскресным утром, но никак не ей.
Адам привстает, осматривается. Никаких следов беспокойной ночи — разве что эротический кошмар, заставивший его раздеться догола и отбросить рассудок вместе с одеялом. Никаких следов её пребывания.
Если это действительно так, если всё то, что он испытал ночью, было очередным сном, он готов застрелиться собственным табельным.
Адам одевается, поглядывая на часы — без пятнадцати восемь, и он, словно ранняя пташка, готов начать день. И хотелось бы начать его с улыбки девушки, которая вчера стонала его имя, а сегодня бесследно сбежала, оставив обнимать подушку вместо себя.
Адам перебирает мысли на пути к гостевому крылу. И вот, стоя перед дверью её спальни, он не может придумать ничего лучше, чем просто улыбнуться своей коронной мимикой и пригласить её позавтракать вместе, обсуждая статус их отношений и, главное, статус отношений с Вильямом. Он давно так не переживал, стуча в дверь девичьей комнаты. Обычно он входил внутрь через окно, или двери комнаты были всегда отворены обитательницами, потому что Адам не может быть нежеланным гостем. Он чувствовал себя подростком, мальчишкой в пубертате, хотевшим признаться однокласснице в своих чувствах. Однако перед ним всё та же потрёпанная годами деревянная дверь, а не девушка, от одной мысли о которой скрипуче отворяется дверь в клетке его живота, выпуская приятно щекотавших органы бабочек.
Пора провести расследование, в котором он выступал в главной роли.
— Никаких улик на месте удовлетворения, возможно, стоит поискать свидетелей, которые могли что-то видеть или… слышать? Надеюсь, что стены в замке не такие тонкие.
Два дежурящих стражника, переглянувшись друг с другом, неофициально пожимают плечами, уверяя, что вчера ночью они застали лишь кухарку, в полудрёме прогуливавшуюся за кувшином воды.