– Что-то мне ваше настроение не нравится, – хмурясь, прервал их Туманов. – Вам еще жить да жить, а вы уже киснете.
– Это для людей «жить да жить», а для нас краткий миг, только растянутый на века, – Островский удрученно вздохнул. – Вы не представляете, Виктор, как это мучительно – жить внутри вечного темпорального парадокса. Как много всего укладывается в бесконечный миг, и как быстро это все мелькает: столетие, другое, третье. Я помню, как римляне распинали рабов-христиан, и вот уже христиане сами жгут язычников на кострах. Вспоминаю, как бряцали латами конкистадоры, и почти сразу в ушах звучит «Хайль!». Опомниться не успеваешь, а уже новая эпоха. Иногда я даже завидую простым смертным, им не кажется, что жизнь – это хаотичный калейдоскоп. Для них в жизни есть смысл, поскольку она укладывается в нормальный ход времени и имеет конечный пункт. Точку прибытия.
– Что это с ним? – Виктор сделал вид, что обеспокоен психическим здоровьем Островского, и с наигранной тревогой взглянул на мастера.
– Ничего страшного, со всяким бывает, – Чесноков натянуто улыбнулся. – Кризис среднего возраста.
– Пятитысячный рубеж? – хмыкнул Туманов.
– Около того. Но в целом бригадир прав, для нас все кончится уже завтра и одновременно не кончится никогда.
– И в чем тогда вопрос? – сыщик выпил, лизнул лимон и поморщился. – Зачем грузить себя проблемами, которые не решаются? Забудьте о поисках смысла своей миссии и живите, как жили. Красиво и вечно. Или плюньте на табу, захватите мир и «загрузите» в него новую «программу». Кто вас остановит?
– Мы сами. Повторюсь – табу наложили мы сами, после того как в этом мире не осталось ничего для нас интересного. Вам, Виктор, хотелось бы стать воспитателем в детском саду?
– Лично мне – нет.
– Вот и нам. Есть несколько энтузиастов, они работают по этому профилю, но остальным игры этого мира скучны до рвоты.
– А «не энтузиасты» бродят по ночам в поисках смерти? – Туманов поднял взгляд на Островского. – Ведь в ту ночь, когда был убит братец-бандит и ранена Женя, вы, уважаемый бригадир, пошли в лес вовсе не за тем, чтобы продолжить поиски маньяка… э-э… то есть врага. Не так ли?
– Не понимаю, о чем вы? – бригадир удивленно поднял брови. – Вы снова хотите обвинить меня в том, чего я не совершал?
– Это был не Островский, а Мартов, – вмешался мастер. – И для чего он устроил этот глупый маскарад, мы еще разберемся. Но, согласен, есть среди нас и потенциальные самоубийцы. Однако у подавляющего большинства Вечных психика устроена иначе. Мы не устаем от жизни. Надоесть она может, но искать смерти нам не дает инстинкт, бороться с которым бесполезно. Впрочем, так же устроена психика всех людей. Мы совершеннее, и нам труднее умереть, но мы тоже люди.
– «Тоже люди»! Вот мне повезло! Разрешите поблагодарить, – Туманов поклонился, но не рассчитал амплитуду и ткнулся лбом в сложенные на столе руки. – Всегда мечтал стать «тоже человеком»!
– Витек, ты нажрался, веди себя прилично, – ровным тоном посоветовал Джонатан. – Мы тут ни при чем. Никто тебя насильно в бессмертные не затягивал и никаким вирусом не заражал.
– Как же это тогда вышло?
– Ты всегда был одним из нас. Пока Оптимум не наступил, ты жил, как все, а когда созрел…
– Иди ты в жопу со своим Оптимумом! – Туманов резко встал, но пошатнулся и снова сел в жесткое дубовое кресло. – У меня родители на Котляковском кладбище лежат, оба! Скажешь, они тоже бессмертные были, только Оптимума не дождались, да?!
– Послушайте, Виктор… – попытался перебить его Островский.
– Только не надо намекать, что я подкидыш! Я на отца, как две капли! У меня дядька фотограф, он меня с первой минуты снимал во всех ракурсах! У меня такой семейный архив скопился… не надо грязи!
– Никто и не собирается лить грязь на ваши светлые чувства и сомневаться в происхождении, – заверил бригадир. – Вы генетику в школе проходили? Помните, что значат слова «доминантный» и «рецессивный»?
– Ну, что-то вроде преобладающий и скрытый, – благодаря вспышке гнева, Виктор за какую-то минуту почти протрезвел.
– Да, вроде того, – согласился Островский. – Ваши родители и прародители, к сожалению, были только носителями нужного гена. У них он не проявлялся, а у вас проявился. Наверное, и мать, и отец имели его в своем генотипе, вот вам и повезло.
– Шли бы вы все со своим «везением». – Виктор все-таки сумел подняться. – Я трое суток как реально бессмертный, а меня уже от себя тошнит. И от вас заодно, «тоже люди» вонючие! Проблемы у них, с историей играют, комбинации сочиняют, войны развязывают от скуки! Это не у Хамелеонов мозги к пятой сотне лет плавятся, а у вас! Они хотя бы находят в себе силы уйти в леса, когда чувствуют, что умом трогаются, а вы как поступаете? Ковровые бомбардировки устраиваете, всех подозрительных субъектов под нож липовым маньякам пускаете – авось враг попадется, да? Сестер убиваете, чтобы братьев на действие спровоцировать, отцов бешеным сыновьям под пули подставляете! И что еще практикуете? Младенцев душить не пробовали? Вояки! Думаете, я не разгадал ваши «комбинации» в лесу?!
– Витек, угомонись! – хмуро приказал Джонатан. – В лесу мы Хамелеона искали. И все. Один раз почти поймали, четверых потеряли. Маньяк тут ни при чем. Это другая история, параллельная, просто по времени и месту с нашей совпала. А с провокациями ты вообще загнул.
– Дурак ты, Джонатан, хоть и семьсот лет прожил, – Туманов выбрался из-за стола и нетвердой походкой двинулся к выходу. – И быть тебе дураком еще сто тысяч лет, вот что обидно. Они тебя, как пешку, используют, а ты и рад стараться. Впрочем, и я был рад… но теперь я все понял. Все-е по-онял! Хрен я буду на ваш Цех пахать, хоть и тоже теперь выродок. Вот вам всем!
Он показал фигу в потолок, затем сложил вторую и, не оборачиваясь, выбросив руку наотлет, показал ее Вечным.
– Джонатан, довези его, – негромко произнес Островский. – Еще натворит бед по дороге.
– О чем он говорил? – Джонатан удивленно взглянул на бригадира. – Что за комбинации с маньяком, провокации и так далее?
– Пьяный бред, – Островский небрежно махнул рукой. – Ты же сам ходил на охоту, почему спрашиваешь?
– Вот поэтому и спрашиваю, – едва слышно процедил Джонатан и покосился на мастера.
Чесноков, казалось, уже забыл о внезапно исчезнувшем «новобранце» Цеха, а заодно о бригадире и его помощнике, и задумался о вещах совершенно иного порядка. Он раскурил очередную трубку и устремил мудрый взгляд к вечерней дали за окном.
– Завтра поговорим, – так же негромко пообещал Островский. – Виктора одного не оставляй, сегодня ему и полагается быть не в себе. Даже удивительно, что он не сразу сорвался. Приставь к нему людей, а сам займись Конторой. Подключай командный резерв, чтобы уж наверняка. Если вопрос не решит замдиректора, звони, будем решать с «самим». Не хотелось бы афишировать наши проблемы, но заполучить девицу сейчас важнее всего.
– Хорошо, – Джонатан еще раз бросил задумчивый взгляд на мастера и вышел из апартаментов.
Майор был крайне недоволен распоряжением начальства. Крайне! Хотя, кого это волновало, кроме самого Федотова? Причина и степень его недовольства не имели никакого значения, приказ замдиректора был однозначен: выдать, обеспечить безопасность и так далее. Все в строгом соответствии с разработанными для подобных случаев инструкциями. Немного не вписывался в правила один момент – принимающая «груз» сторона была представлена только полковником Калининым, но в оперативной работе случались и более серьезные отступления от протокола. В конце концов, так приказал сам заместитель директора, а после передачи «груза» вся ответственность ложилась на могучие плечи полковника. Федотов мог спокойно отправляться домой, к семье.
Майор взглянул на часы. Заканчивались вторые сутки на боевом посту. При всей любви Федотова к работе, такие сверхурочные были явным перебором. Так что в целом майор был даже рад закрыть хотя бы один вопрос и немного отдохнуть.
Место и время передачи назначил Калинин – с точки зрения майора, не самое удобное, но спорить Федотов не стал. Не было сил. Приехав чуть раньше назначенного срока, он расставил людей, лично осмотрел местность и вернулся в машину, где на заднем сиденье дремала Женя.