— Свадьба послезавтра. Являться туда до начала необязательно, но я хочу побеседовать со своим стажером до самой церемонии. Потом изловить Кредебита. Мне нужно разобраться, что происходит.
— Так ты избегаешь смотреть на то, что находится у тебя под носом, — вздыхает она. — Надеюсь, ты знаешь, что делаешь?
Бóльшая часть моей душевной брони все еще лежит на полу пещеры, содранная кислотой и фрезою. Несколько клочков липнут к моим бедрам. Я отворачиваюсь от бассейна и смотрю своей троллессе прямо в глаза.
— У меня нет выбора, — говорю я.
Мы оба знаем, что это ложь.
Мы шагаем всю ночь и часть утра, плечо к плечу, и призываем наши воспоминания, чтобы не создавать новых. Нам то и дело случается ступать вразнобой, но всегда удается восстановить ритм. Заснеженный ландшафт вокруг нас сменяется каменистыми болотами, затем торфом. Тропинки превращаются в наезженные колеи, затем в гравийные дороги. Моя троллесса не позволяет себе отставать от меня. Я постепенно привыкаю слышать, о чем она думает, как в былые дни.
Под нашими ногами звенят шахтные галереи. Это не просто гиперактивные гномы, бурящие туннели, здесь замешаны уже теллурические силы. В ритме проходки чувствуется что-то неумолимое. Гул машин теперь смешивается с ударами кирки. Это похоже на музыку, которую Жозетта гоняла в салоне: эффектная, жесткая. Бездушная.
— Как ты думаешь, мы сможем срезать через Злой лес? — говорю я, когда солнце спускается за горизонт. — Мы бы сэкономили время.
Линия опушки протянулась в некотором отдалении от нас, такая же зловещая и неприступная, какой она мне помнилась. Просека, которую я когда-то пробил, давно заросла. От иззубренных пней, поросших ядовитыми грибами, которые светятся в полумраке, струится гнилостный запах.
Моя троллесса качает головой:
— Никак невозможно. С тех пор как ты ушел, там ситуация только обострилась.
— Гигантские пауки? Упыри?
— Еще хуже. Его превратили в природный парк. Не разрешается ничего топтать. Или истреблять.
По нашим барабанным перепонкам бьет заунывное улюлюканье совы, за которым следует предсмертный хрип ее добычи. Я пожимаю плечами:
— Ты знаешь, я ничего не имею против цивилизации, но природе она вредит!
Мы угадываем приближение замка прежде, чем его видим сквозь туманы, поднимающиеся от торфяников. Едва рассвело, а нас уже дважды проверяли группы рыцарей при всем параде, которые потребовали к осмотру наши приглашения и подозрительно кружили вокруг нас, прежде чем неохотно пропустить. После неудачного апгрейда их мечей у них появилась причина иметь зуб на всех троллей вообще — и на меня в частности. К счастью, на их взгляд мы все выглядим одинаково.
Окрестные леса вырубают; звук топоров стоит оглушительный. Едва обтесанные стволы деревьев сложены в пирамиды у наружных укреплений. Мимо нас громыхают телеги, груженые сеном или перехваченными цепью бочками. Мы вынуждены идти по обочине дороги, зарываясь ногами в жирную землю. Через несколько минут пальцы моих ног покрываются черноватой коркой, идеально сочетающейся с моим антрацитовым костюмом. Я добавляю несколько веточек вереска, чтобы изображали шнурки. Теперь я готов к церемонии.
Корсаж моей бывшей, вымокший под непрекращающимся дождем, нескромно ее облепляет. Когда она расправляет плечи, у меня перед глазами встают всевозможные воспоминания.
— Официантам с другого входа, со стороны кухни, — это нас приветствует отвечающий за подъемный мост гоблин.
У нас над головами, на зубчатых крепостных валах, полно фигур, вооруженных копьями и разноцветными букетами. Эффект, надо признать, прямо опереточный. Особенно против света.
— Мы приглашенные, — парирует моя троллесса голосом, которым только бетонные блоки крошить. — Так что опускай свой мост и дай нам пройти, или я в твоем чудненьком замке пробью вторые ворота.
Она не добавляет «И в твоей заднице заодно», но это идет подтекстом. Вздохнув, я машу в сторону крепостных валов приглашением. Даже с расстояния розовый цвет маленьких кошечек достаточно кидается в глаза, чтобы исключить всякую двусмысленность.
— Вы родственники жениха или невесты? — спрашивает начальник стражи.
Мы обмениваемся недоуменными взглядами. Как-то раньше такого вопроса не вставало.
— Мы друзья семьи, — говорю я.
И при этих словах соображаю, что мы забыли запастись подарками.
— Это вы, шеф? — Седрик крутится вокруг меня, любуется моим угольным нарядом, потом фыркает. — В чем это вы извалялись?