Наконец, вылетев из очередного туннеля, я сажусь на склоне маленькой железнодорожной насыпи. Это узкоколейка, выезжающая из задних ворот какого-то предприятия – не то это завод, не то фабрика. Выше, по краям оврага сплошь тянутся заборы с колтунами колючей проволоки по верхам. Внизу, по самому дну, протекает мелкий ручей. Крохотный пятачок, на который втиснута Астра, скрыт со всех сторон нависающими кустами, за которыми прячется вход в туннель. Вокруг тишина, и щебечут птички.
Полицейский вертолет давным-давно от нас оторвался. Кого-то, судя по кислому запаху, за моей спиной вырвало. Грудь моя ходит ходуном, и в крови бушует адреналин.
По очереди все неловко выбираются из машины, пошатываясь, разминают ноги. Кто-то стаскивает с себя через голову майку и, цепляясь за кусты, немедленно лезет вниз, к воде – видимо, стираться.
Веня хлопает меня по плечу: «Слушай, а ловко ты! Нет, ну вообще, а!»
И тут мы все дружно, громко начинаем смеяться. Захлебываясь, до слез! Мы падаем на землю, катаемся по траве, по склону оврага, и смеемся, как маленькие, как психи, как заведенные.
*
Прождав для надежности с полчаса, мы выбираемся из оврага. Я подбрасываю мальчишек к ближайшему метро, и собираюсь разворачиваться в сторону Яхромки.
– Постой! – останавливает меня брат. – Я совсем забыл! Мне ж еще сегодня к Наташке надо! И докупить сперва кое-что.
Мы снижаемся у ближайшей «Трешечки» – в центре в магазинах цены кусаются, привычно забиваем пространство салона картошкой, памперсами, хлебом и молоком, и летим по прямой к Садовой.
Наша квартира – ну, доставшаяся маме в наследство от предков – находится в Лялином переулке. Самый Центр Москвы, прям внутри Садового Кольца.
Это маленький дворик, с качелями и ржавой железною каруселью. На краю песочницы вечно сидят бомжи и ведут степенные разговоры, о том, за каким рестораном помойка лучше. Их ведь – ресторанов – вокруг вагон и маленькая тележка. Это не считая клубов и небольших кафе.
Тут же, рядом, мамки и няньки с колясками. Детки играют. Милые, тихие, прилично одетые. Вежливые – не пихаются и не бьют друг друга совками по голове. Мамы обсуждают достоинства и недостатки молочных смесей и близлежащих детских садов, няни – оклады и объем работ в семьях разных работодателей.
Изредка какая-нибудь детка подберется со своими куличиками чересчур близко к бомжам. Тогда мамка или нянька молча и быстро втянет ее обратно. Постепенно дети усваивают, где проходит незримая граница миров, и сами уже, чисто инстинктивно, стараются ее не нарушить.
Я усадила Астрочку у самого подъезда, на край тротуара. Гришка сразу похватал все самое тяжелое, и устремился по лестнице вверх. А я медленно собрала оставшиеся пакеты, машинально обернулась назад на двор, и вдруг с изумлением увидела в группке сидящих у песочницы людей… нашу Наташу.
Покачивая ногой коляску с близнецами, она увлеченно беседовала о чем-то с худенькой цыганочкой в потрепанной пестрой юбке, на вид не старше пятнадцати лет. На коленях у цыганочки был разложен огромный цветной платок, поверх платка лежал полуголый смуглый ребенок. Подходя, я услышала, как цыганочка объясняет Наташе:
– Вот смотри, здесь у тебя узел, потом ножка одна идет сюда, ручка туда – и никуда он у тебя не выпадет, хоть на спину его вяжи, хоть как!
Они сидели на самой границе – Наташа с одной стороны, цыганская девочка с другой.
– Эй! – окликнула я, чуть дрожащим голосом. – Такие люди – и без охраны? Ты с ума сошла? Что ты здесь вообще делаешь?
– А, привет, Настя! – спокойно отозвалась она. – Ты что, еще ничего не знаешь?
– Нет, а что?
– Так ведь час назад взорвали «Солнечный остров»! Самый крутой ночной клуб! Так ахнуло! Мне кажется, на всю Москву слышно было! Говорят, никто не выжил, крыша обвалилась и всех сразу погребло. А зарево и сейчас еще немножечко видно. Погляди в ту сторону, между домами – видишь, вон, полосочка розовая светится? Да как же ты не знаешь-то ничего?! Ведь по всем каналам передавали, и в сети всюду было.
– И…. что? – до меня как-то не сразу доходит.
– Ну, как что, Петрович-то мой ненаглядный, там ведь, как всегда, ошивался! Так что все, Царствие ему небесное, некого мне теперь, Настя, больше бояться. Все, звездец, выхожу из подполья!