– Да так все, так, все даже лучше чем так!
Я рванула в комнату за укладкой, и еле успела вернуться назад.
Марина родилась белокурой, с огромными, в пол-лица серо-голубыми глазами. Как сумеречное небо. Или как море.
*
Когда мама пришла, Марфа и малышка уже благополучно лежали в кровати, укрытые одеялом, причем Маринка бульдожьей хваткой сжимала во рту сосок.
– Уфф! – выдохнула мама.– Быстро же вы управились!
– Ну, долго ли умеючи, – в тон ей ответила я, наблюдая, как с маминого лица медленно спадает многочасовое напряжение – сперва опустились уголки рта, потом разгладились складки на лбу, а под конец из глаз исчезло жесткое, отчаянное выражение.
– Похоже, не зря я за вас там молилась.
– Точно. Нам здесь это очень помогло. Мам, там плацента в ванной, в тазике голубом, вроде целая. Хочешь посмотреть?
– Мам, учти, я ее есть не буду! Категорически! – заявила с кровати Марфа.
– Я лучше вот на кого посмотрю!
Откинув краешек одеяла, мама рассматривала Маринку. Она была совершенна – с руками, ногами, перламутровыми ноготками на крошечных пальчиках, аккуратными шелковистыми ушками и носом-картошечкой. Свои изумительные глаза она щурила от удовольствия, и сосала во всю прыть. На слипшихся белых кудряшках темнела запекшаяся кровь – мы ж ее еще не купали.
Мама вынула Таню из рюкзака за спиной и поставила на пол.
– Вот, смотри! Ты теперь у нас тетя.
Танька немедленно сунулась нам показывать, где у младенца глазки. Еле перехватили.
– А ты, мам, теперь у нас бабушка.
– Не говори! Просто ужас и кошмар! Оглянутся не успела – вся жизнь позади!
И, добавила, совсем другим тоном, глядя в пространство, ни к кому лично не обращаясь, негромко:
– А нас вот сегодня не весть с какого переляку запустили в сектор Д. Позвонили ни свет, ни заря, сказали, всем быть, как штык, у главных ворот в одиннадцать, причем непременно чтоб всей группой, в полном составе. Дескать, коллективное разрешение – на меня, Оскара и еще двух журналистов. Не иначе медведь в лесу сдох, или к может, к Всеевропейскому маршу мира они так загодя готовятся – всет-ки до него меньше года осталось.
– Ну и… как там?
Мама высказалась лаконично и непечатно – причем настолько, что даже моя врожденная способность к восприятию нецензурной лексики зашкалила и засбоила.
– И заметь, нас еще не всюду пустили, и далеко не все показали! Просто в голове не укладывается – чтоб в середине двадцать первого века, в развитом, цивилизованном обществе, в двух шагах от Москвы! Бараки, буржуйки, сенники! Вши, блохи! Полчища тараканов на полу. Клопы гроздьями на стене! Зла не хватает! И ни в чем не повинные люди месяцами, годами, в таких вот условиях! Там ведь и дети есть – ты знала? И маленькие совсем… Мужчины, женщины, старики, больные, здоровые – все вперемешку! Одеты в какие-то лохмотья, варят себе что-то в котлах каких-то. Запах стоит – не продохнешь! А уж сортиры! Вода, ясное дело, только холодная… Но ничего, ничего… У Оскара тут по дороге возникли кое-какие идеи….
Жизнь возвращалась в свою колею.
На вешалке, в кармане моего пальто, запищал мобильник. Я глянула на экран – ух ты! Сто один пропущенный звонок – и все с одного номера!
Прежде, чем отвечать, я ушла в свою комнату и плотно закрыла за собой дверь.
– Хай!
– О Г-споди! Ну, наконец-то! Я уж решил, что никакой тебя нет, и просто ты мне привиделась! Где ж тебя носило так долго?!
– Не, я есть! И я – здесь. Просто я была занята.
– Ну? И можно поинтересоваться, чем? Это должно быть что-то адски важное! Ты сто часов к телефону не подходила!
– Сто разов. Прошло всего-то десять часов. Ну может, с мале-еньким таким хвостиком.
– Ну, может быть. Но все равно – что ты делала столько времени? Неужели столько спала?
– Принимала роды у своей сестренки. Ну и спала тоже, конечно, не без этого. Все вперемешку.
– Шутишь?! А кто родился?
– Девочка. Приезжай, покажу.
Неужели я это сказала?! Что ж со мной творится такое?! Как я всегда старалась, чтобы моя внешняя жизнь никогда не пересекалась со здешней! Как боялась, что кто-нибудь из них – Игорь, Илюха, да хоть даже дядя Лева – как-нибудь неожиданно нагрянет ко мне, увидит, в каком бардаке я живу, смекнет, как все это не похоже на нормальную всехнюю жизнь – и, конечно, тотчас же разочаруется во мне, станет совсем иначе ко мне относится…
А вот Кости я почему-то нисколечко не боялась. Откуда-то была совершенно уверена, что для него это все нисколько не важно.
– Знаешь, я бы хотел, но сегодня, к сожалению, ничего не получится. Мы тут с другом ремонт затеяли. Ну, понимаешь, пока я еще в состоянии и нормально себя чувствую, а то потом – кто его знает. И так меня все время мутит уже от этих гормонов. И вот он уже везет всякую фигню, кисти там, краску, шпатлевку… Неудобно… Слушай, а может, наоборот, ты ко мне? Ты там как, со всем этим, выспалась хоть сколько-нибудь?