– Ну, рассказывать, чего с кем за день было.
– Тебе что-то в руку давали – ну там карандаш, щетку зубную, подшипник, и вот ты, пока держишь, должен был рассказать, что-нибудь. Что-то самое главное.
– А потом передать это другому.
– А молчать просто нельзя было, обязательно сказать что-нибудь.
– Он прям из тебя душу тянул глазищами своими – как уставится: что, совсем ничего? За весь день? Даже облако никакое мимо не проплывало?
– И мы тогда начали смотреть вокруг, думать заранее, готовиться – ну, чего вечером скажем.
– И столько вдруг всего сразу вокруг оказалось!
– Все тогда будто проснулись – солнце светит, ура! Трамвай звенит, вода с крыши капает, весна пришла!
– Точно ничего этого сперва не было, а теперь вдруг все появилось.
Ежевечерний этот ритуал, по неизвестной причине, именовался «Свечечкой». Якобы, передаваемый из рук в руки, неважно какой, предмет символизировал зажженную свечу.
Александр Менделевич сперва их разговорил, потом «расчитал». Начал вытаскивать за город, в походы, пел для них под гитару, организовал в детдоме гитарный кружок, так что постепенно запели все, даже безголосые и бесслухие. Переформировал палаты – в спальнях теперь жили не строго по возрасту, а вперемешку. Натащил краски, и все вместе разрисовали стены, каждый рисовал, кто во что горазд, все спальни теперь отличались одна от другой. У каждого над кроватью было то, что он хотел видеть, и бесконечный тускло-зеленый коридор неожиданно заиграл всеми цветами радуги.
Они теперь были заняты под завязку, с подъема и до отбоя. Им стало некогда спать, ни в прямом, ни в переносном смысле.
До сих пор вечно закрытая компьютерная комната при библиотеке раскрыла двери и вместила в себя всех. Против всяческих опасений, никто ничего не украл – это ж все было теперь свое, не у своих же шакалить! 18-й интернат в полном составе вышел сеть, и начал на равных общаться с окружающим миром.
Старшие стали общаться друг с другом по сети. Тогда же возникла идея Тайного Кода – способа, если что, подачи сигнала SOS. В какой-нибудь соцсети, ну которую читают буквально все, типа Российский ежедневник или там Юный Великоросс, вдруг появляется странный, полубессмысленный пост, о, скажем так, погоде на Южном Урале. Свой, кто прочтет, немедленно бросит все и рванет на помощь. Неважно, выпущен ли ты по возрасту в мир, или там переведен в другой интернат – став однажды своим, ты делался им навсегда.
Для подачи сообщения, требовалась, разумеется, возможность выхода в сеть, но официально всем детдомовцам старше 12 разрешались кратковременные одиночные выходы в город и, одновременно с таким разрешением человеку обычно выдавался мобильник. Кроме того, многие копили выдаваемые им карманные деньги, с тем, чтобы купить планшет. Существовали, разумеется, и менее законные способы стать обладателем средства связи – их, правда, особо не афишировали. При Менделиче каждый старался быть – ну или хоть казаться – хорошим, лучше, чем на самом деле.
Менделич был одержим странноватой идеей таинственного превосходства коллективного над индивидуальным. «Судьба собрала вас всех вместе не просто так, – вещал он. – Вы здесь чтобы научиться понимать друг друга, прощать друг друга, проникаться друг другом. Научиться взаимодействовать друг с другом так, как детям, живущим по отдельности с их родителями в домах, и не снилось даже. Вам дана уникальная возможность сделаться единым целым, стать СИЛОЙ. Только вместе, только действуя заодно, сможете вы противостоять системе.»
То, что детдомовцы стали, наконец, силой, быстро поняла и заценила вся местная шпана. Вышедших погулять детдомовцев стали обходить за версту. Тыщу раз думали, стоит ли задирать самого мелкого и слабого пацана – ибо возмездие бывало ужасным, и, как правило, не заставляло себя долго ждать.
Александр Менделевич жил один. Незадолго до прихода в интернат он расстался с женой, та продала квартиру, и, забрав их единственного сына Семочку, уехала в Штаты. В интернате имелась комнатка под лестницей для инвентаря, там Менделич и спал на привезенном им старом кожаном диване. Вещи его – весьма, надо сказать немногочисленные – хранились тут же, в подсобке, в паре картонных ящиков, и на стене, на самодельных полках. Вперемешку вместе со спортивным и игровым инвентарем.
Сюда повадились стекаться по вечерам, после официальной «свечечки». Трепались за жизнь, задавали любые, от балды, вопросы, приходили посоветоваться о личном. Менделич всех выслушивал, судил, рядил и советовал. Хлопал по плечу, ерошил волосы, дул в глаза, дышал в ухо. Читал стихи, показывал на гитаре аккорды. Тут решались конфликты и строились далеко идущие планы по организации общей совместной жизни после выпуска. Здесь вместе пели перед сном, жарко ощущая свою личную причастность и общее нерушимое единство.