Нет! Конечно же, люблю просто так! А это, ну, вроде как бесплатное приложение, типа вишенки на торте.
Ладно. Теперь, я, по крайней мере, уверена, что точка поставлена, и Светка навсегда останется моим последним внебрачным, то есть, тьфу, внематочным ребенком.
При воспоминание о дочке у меня сами собой увлажняются глаза. Г-ди, когда ж я ее увижу-то теперь? Игорь сказал – созвонимся на неделе. Видимо, на следующей, эта-то уже, можно сказать, прошла.
Я принимаю отделение у Даши. В последний раз обхожу его вслед за ней, привычно отмечая краешком мозга: здесь укол через два часа, здесь и здесь выписка после двух, здесь обработать швы или поменять в капельнице раствор.
На подходе к родзалу слышен громкий протяжный стон. Довольно-таки непривычно в стенах Института.
– Там что, без эпидурали? – спрашиваю я с оттенком уважения.
Дашка слегка кривится.
– Там сектор Д. Привезли под утро, по скорой. Дежурный врач сказал – неча ее баловать, пускай чурка сама рожает. Да она вроде и не просила. Она вообще молчит, только глазами зыркает, и вот на схватках стонет. Может, не понимает по-русски.
– А какое раскрытие? Какие по счету роды?
– Роды вроде бы первые. В приемном, врач когда проверял – было на три пальца, а я с тех пор не смотрела. Да не заморачивайся ты! Небось, как всерьез зарожает – услышишь! Перчатки только длинные, до локтя надеть не забудь, когда принимать пойдешь – я их тебе там приготовила, на столике справа.
– Спасибо, – рассеянно благодарю я, осмысливая полученную информацию. Мне не хочется спорить с Дашкой. В восемь часов утра после бессонной ночи глупо пытаться изменить чью-то жизненную позицию. Ладно, все равно она сейчас уйдет, и я, как всегда, поступлю по-своему.
Прощаясь, Дашка неожиданно обнимает меня за плечи, целует воздух где-то в районе уха.
– Жалко все-таки, что тебя переводят! Вроде мы неплохо сработались!
– Мне тоже жалко. Да ладно, не переживай, еще увидимся!
Мне уже не терпится в родзал. Лошадка внутри меня бьет копытом.
Женское лицо на подушке немыслимой красоты – огромные влажные глаза, оливковая матовая кожа, искусанные, чуть припухшие губы. Все в обрамлении пышных черных кудрей.
Я надеваю улыбку, аккуратно растягиваю ее между ушами, и представляюсь: отчетливо, громко, выделяя слова. Как на утреннике в детсадике. Это должно помочь, если она и вправду плохо понимает по-русски.
– Здравствуйте! Я Настя, ваша акушерка! Как вы себя чувствуете – косой взгляд на титул Истории родов – Анджела Мкртчяновна?
Она собирает все силы, и тоже улыбается мне в ответ:
– Здравствуйте. Можно просто Анджела. Я знаю, у меня очень трудно произносимое отчество. Когда нет схваток, я чувствую себя хорошо. А когда есть… видимо, как полагается? – она полу-спрашивает, полу-утверждает. У нее милый, абсолютно московский выговор и манера говорить интеллигентного человека.
Мне вдруг становится непереносимо стыдно. Я чувствую, как краска заливает мне все лицо и скрытые волосами уши.
После всяческих извинений в возможно причиняемых неудобствах, осматриваю ее. Четыре сантиметра, и шейка кзади. Воды целы. Впереди еще долгий путь.
– Хотите какое-нибудь обезболивание?
Она молча мотает головой. На лбу блестят бисеринки пота.
Я не настаиваю. Вношу в компьютер результаты моего осмотра, смотрю предыдущие. Монитора нет. Вообще ничего нет про сердцебиение. Не, ну вот же козлы!
– Хотите пить? Может быть, лед пососать?
– Да, пожалуйста.
Я приношу ей стакан со льдом. Подсоединяю монитор. При этом, как всегда, поясняю:
– Это минут на двадцать. Потом сможете встать, походить.
– Это не опасно?
– Нисколько. И на ходу легче переносить схватки. А еще лучше пойти в душ.
– О! Душ!
Я вспоминаю мамины фотографии. Действительно, при таком раскладе душ – это «О!». Меня охватывает злость. Черт с ним, с монитором! Пока что, в первые пять минут, все окей, потом опять подсоединю.
– А хотите джакузи? У нас есть!
Взгляд ребенка, увидевшего елку с игрушками. Помогаю ей встать, и мы идем в номер для ВИП-персон. Где есть джакузи, мягкие кресла, минибар для сопровождающих, телевизор с широким, во всю стенку, экраном и постельное белье с розовыми ушастыми зайчиками. Минут через сорок – Анжела счастливо плещется в навороченной ванне, откуда время от времени долетают невнятные звуки, по которым невозможно определить – то ли они от боли, то ли от счастья – появляется Митя.