– Привет, – несколько растерянно произносит он. – А мне сказали, у вас в родзале роженица. Вот, пришел посмотреть. А там никого. Неужели родить успела?
– Да нет еще. – как можно беспечнее отзываюсь я. – Я ее это… в джакузи пока запустила – там раскрытие небольшое, воды целые…
– Куда?! – Митя так сильно бледнеет, что на кончике проступают веснушки. – Насть, ты соображаешь, что делаешь? Она ж, это… ну… необследованная ж совсем! А вдруг там сифилис? Или триппер? Или вообще, на фиг, СПИД?
Ясно, он бедный, отвечает сегодня за обсервацию. За мое самоуправство сиречь.
Но Митя – все-тки не Даша. Наверняка что-то человеческое еще в нем осталось.
– Дмитрий Николаич, – как можно спокойнее говорю я. – Ты сядь. Успокойся. Водички выпей. Там, если помнишь, двух недель не прошло, как были и триппер, и сифилис в одном флаконе. Ничего, пережили, как видишь. А СПИДом сейчас вообще никого не напугаешь, чай, не прошлый век. Обработаем потом, хлорки не пожалеем. А человек впервые за год вымоется по-людски. Ты представляешь, какие у них там условия? Душ один на барак, с водою холодной, и тот не работает. Ну, войди в положение, рожает женщина, больно ей, понимаешь? Ты клятву Гиппократа давал или где? И вообще, что тебе, жалко, что ли?
Смущенный моим напором, Митя вынужден отступить. Ну да, хорошо, конечно, он все понимает, но только вот если… А вдруг кто по контракту поступит?
– Блин, да я там все вымою в пять минут, вылижу языком, вот те святой истинный крест!
– Не божись, отец Геннадий услышит! – фыркает несколько успокоенный Митя. – Сегодня же воскресенье, я на него уже успел пару раз наткнуться. Че-то он грозен нынче, брови насупленные, не подступись. Ладно, а так, вообще у вас все в порядке? – спохватывается он.
Я заверяю его, что в полном.
Митя уходит, обещая вскоре вернуться: «А ты все-тки вылови ее поскорей от греха подальше, и подключи к монитору».
Я послушно киваю. Из ванны слышно постанывание, мурлыканье, обрывки песенок на неведомых мне языках…
Пожалуй, у меня духу не хватит сказать ей, чтоб выходила скорее.
*
Отец Геннадий – наш институтский священник. На него можно невзначай наткнуться в любом месте Института. Он умеет беспрепятственно просачиваться в любые щели и закоулки. Бритоголовый и бородатый, в мешковатой серой рясе, из-под которой вечно торчат потертые джинсы, больше всего он напоминает переодетого уголовника. Впечатление усиливают крупная угловатая фигура, и резкие черты широкого низколобого лица. И уж совсем неожиданными на этом фоне кажутся огромные, широко расставленные серо-зеленые пронзительные глаза, глядящие вам прямо в душу из-под тяжелых набрякших век.
Отец Геннадий представитель АНРПЦ – Абсолютно Независимой Русской Православной Церкви. С точки зрения официального российского духовенства АНРПЦ – это что-то среднее между ересью и вероотступничеством. Вчуже может быть непонятно, что вообще такая одиозная личность делает в стенах нашего фешенебельного заведения. Но фишка в том, что в обычных православных церквях искусственно зачатых младенцев не крестят и даже не отпевают. Церковь учит, что то, чему не должно родиться, пусть значит и не рождается – ну, раз нет на то воли Б-жьей.
С другой стороны, подавляющее большинство наших пациентов – люди солидные и респектабельные, которым западло или даже просто не выгодно выглядеть в глазах клиентов и партнеров по бизнесу нехристями. Да и вообще – допустим, у тебя дите родилось, а ты крестины зажал. Или там жениться собрался – и кому какое дело на ком, но разве можно приличных людей не пригласить на венчание?! Не по-людски как-то получается, верно?
А некоторые еще говорят – знаешь, какая у нас жизнь? Как на душе иной раз мерзко бывает? А помолишься, и вроде как отпустило. А кто уж там и чего отпускает – какая, в сущности, разница?
Лозунг АНРПЦ – «Пустите детей приходить ко мне». Здесь принимают всех, не спрашивая, как происходило зачатие, и какого ты сам был пола в позапрошлом году. Кого это волнует, если Б-г любит всех? Кстати, это единственная в России Церковь, где венчают гомосексуалистов.
У Института своя часовня – пристройка позади здания, с фасада ее не видно. Я заглядывала туда пару раз – чисто из любопытства. Там красиво – ну ясно, прихожане у нас люди не бедные. Она невысокая – купол с маковкой где-то на уровне третьего этажа. По стенам фрески – работа известного мастера, тоже, кстати, нетрадиционной ориентации. Его дочку Ксюшу, рожденную в результате искусственного оплодотворения без памяти влюбленной в него ученицей, я когда-то принимала, и оба они тогда долго уговаривали меня стать ее крестной матерью. Я, разумеется, наотрез отказалась – ведь для этого мне, как минимум, пришлось бы сначала самой креститься.