Выбрать главу

То, что он, придя в незнакомый дом, неожиданно наткнулся на своего, давно оставившего семью отца, для Сережки оказалось вполне в порядке вещей. По его словам, это происходит с ним регулярно, минимум дважды в год. Ведь недаром отец его не просто бродяга-ремонтник, а один из лучших в Москве. Человек-легенда, коему подвластно все – электрика, электроника и сантехника. Которому хоть дерево дай, хоть бетон, хоть самый что ни на есть благородный мрамор, не говоря уж о пластмассе и силиконе – и он из этого сотворит все, что вы ему закажете, и вдобавок еще то, что вам даже в голову никогда не придет.

Дядя Саша, сообразив наконец, что он только что чуть не наделал, начал каяться и бить себя в грудь: «Да же я! Да что же! Дак ведь сынка! Да я ж думал, за рыжей этой пришли! А так бы я никогда! Да я разве не понимаю, что дети!» Но ружье у него все равно отобрали.

Марфа с Серегой наперебой успокаивают его, отпаивая попеременно то водкой, то валерьянкой но все это пока что безрезультатно.

То, что мачеха – ну да, не побоимся этого слова – младше его на три года, Серегу похоже, нисколько не впечатлило.

Но его по-настоящему удивили Маринкины глаза. Такие же, как у него самого, темно-синие. Как грозовое небо, как море. «Подумать только, – потрясенно говорит он. – Прям как самому себе в глаза заглянул!» И он снова и снова заглядывает ей в глаза – и опять, и опять изумляется.

Несмотря на протесты и покаяния, мама уносит дяди Сашино ружье от греха подальше, не сообщая куда. Подумаешь! Будто мы не знаем про большой кованный сундук в дальнем углу чердака, и где мама хранит от него ключи! Впрочем, дядю Сашу мы в это посвящать не станем.

– Аглая Михевна! Да зачем вы так! Я ж ведь, как шум услышал – подумал, что за ней – кивает на Наташу – пришли! Ну что греха таить, испугался! Так не за себя ж – за детей испугался! Ну что ж вы – не понимаете разве!

– Александр Дементьевич, – свешивается с лестницы на чердак мама. – Это вы поймите, пожалуйста, одну простую вещь. Мы здесь, у себя дома, позволяем себе одну, возможно, совершенно непростительную по нынешним временам, роскошь – никогда никого не бояться.

На мгновенье в кухне воцаряется тишина, точно каждый переспрашивает сам себя: «Боюсь? Не боюсь?» И, словно услыхав ответ, улыбается с облечением. И опять начинает болтать всякую чепуху.

Извлекается из чехла гитара, мама перебирая струны, мурлычет, как бы про себя: «Поднявший меч на наш союз…». Мы все – кто во что горазд, на разные голоса, подхватываем, подпеваем.

Я смотрю: и Костя знает слова, и Наташа, и даже Серый. Хотя это очень старая, еще из прошлого века, песня.

*

Утром следующего рабочего дня я ужасно спешу – сегодня я впервые буду работать на новом месте и в новом качестве!

Поэтому просыпаюсь раньше обычного – за десять минут до звонка будильника, и первым делом отключаю этот будущий, не нужный уже никому звонок – чтобы не разбудить Костю.

Костя спит, поджав под себя ноги, спиной к окну. Длинные ресницы на матово-смуглых щеках. Резкие, напряженные черты лица во сне разгладились, линии расслабились и слегка провисают – лицо, словно нарисовано не острым, как обычно, грифелем, а мягким пастельным карандашом. Занавеску на окне чуть колышет весенний ветер. Я лежу с краюшку. Между нами в центре кровати мурлычет кошка, вылизывая и без того уже, на мой взгляд, безупречно чистых котят.

Потихоньку, стараясь никого не потревожить, встаю, одеваюсь и выскальзываю за дверь. Душ, кофе, овсянка с яблоками и корицей. Все спят, и только собаки бьют себя по бокам хвостами, когда я закрываю за собой на щеколду калитку.

Подходя к дверям Института, слышу за спиной восхищенный свист, и абсолютно правильно отношу его на свой счет – да, я сегодня пришла в мини-юбке, а что, нельзя, что ли? Тем более, все равно я ее сейчас сменю на безликую медицинскую форму.

Свистом, однако, дело не ограничивается – меня бесцеремонно цапают за плечо, заставляя развернутся. Ну, Митька, ты, как я погляжу, совсем уже обнаглел! Сейчас я тебе все скажу!

Но я не успеваю ничего сказать: он прижимает палец к губам и утаскивает меня за угол здания.

– Слушай, чего здесь у нас вчера было! Ухохочешься!