Она объяснила мне, как заполнять табели и ведомости, показала, где ключ от наркоты, где – от сильнодействующих средств группы В, заставила расписаться в куче бумажек, выдала кипу циркуляров санэпидстанции, с коими следовало не откладывая, сегодня же ознакомиться, и, бросив напоследок: «Ну, Настя, ты уж не подведи нас!» – с достоинством удалилась. Вслед за ней откланялся голубоглазый Валя, торопившийся домой после дежурства. Мы остались один на один с Прасковьей Андреевной, которая велела звать ее тетей Пашей, и обещала показать и рассказать мне, что здесь к чему.
Отделение, как в тот день, когда я сидела здесь с насмерть перепуганным Костей, казалось заброшенным и пустынным.
Впрочем, один пациент у нас сегодня все-таки был. Дядя Федя опять кантовался на сохранении.
– Ты с ним поосторожней, – предупредила меня тетя Паша. – Нынче он не в духе, завтрак вон отослал, сказал – помоями кормим. А какие помои, когда для этого отделения вообще все по спец заказу из ресторану привозят, а у нас на кухне разогревают только! Невозможно с ним вообще, и когда только выпишут! Вот же еще напасть на нашу голову! Бывают бабы беременные капризные, но этот… ни в какие ворота! Ну вот ты только…
Где-то на середине этой важной, образной, богато-информативной и высоко-эмоциональной фразы я абстрагировалась и перестала воспринимать.
Из-за неплотно прикрытой двери палаты звучал высокий и чистый голос. Не мужской, и не женский – - вообще неземной какой-то, в смысле не от мира сего, может, так поют ангелы – они ж вроде как бесполые. Это была не какая-то ария или песня, а просто набор звуков, совсем, на мой неискушенный слух, случайный, такое себе «ля-ля-ля», но от которого почему-то хотелось плакать.
Раньше я никогда не слышала, как поет дядя Федя. На процедурах знаменитый голос звучал пискляво, с оттенком суетливой нервозности, не возбуждая к себе ни приязни, ни интереса.
Нет, я, конечно, знала, что он – наша национальная гордость. Но выступает-то все чаще за рубежом, да и я, если честно, не великий поклонник оперы. Мама, конечно, таскала нас всех в Большой – на «Русалку», «Золотого петушка» и «Сказание о Граде Китеже». В Геликон – Опера на «Елку» под Новый год. В общем, на что-нибудь, адекватное для младенского возраста.
Хотя один раз, это была «Иоланта». Какое-то чрезвычайно редкое исполнение, на которое мама, как всегда, чудом раздобыла билеты. Ла Скала, что ли, к нам приезжала. Во Дворце Съездов. Помню, что было очень классно – прекрасная музыка, море огней, поздний вечер, и жуткий холод по которому мы возвращались домой в полупустой электричке.
Дождавшись паузы, я осторожно стучусь – краем глаза замечая, что тетя-Паша недовольно поджала губы: больница же, к чему эти китайские церемонии?
– Ну, кто там еще? Не слышно, что ли – я занят! Да входите уж скорей, раз пришли!
– Здравствуйте, – произношу я, старательно и привычно оттягивая губы к ушам. – Я Настя, старшая акушерка вашего отделения. Как вы себя сегодня чувствуете? Нет ли у вас каких-нибудь жалоб и пожеланий?
– Здрасте-здрасте! Замечательно я себя чувствую, особенно, когда никто непрошенный в дверь не ломится. Вообще, надеюсь, скоро уже Лев появится, сделает очередное УЗИ, убедится, что все там в порядке, и отпустит меня, наконец, на все четыре! Задолбали уже эти уколы и капельницы, почему нельзя было все на дому провернуть, не понимаю? Любые деньги готов отдать, лишь бы оказаться, наконец, подальше от этих стен!
– Федор Евдокимович, но вам же объясняли – этот препарат чреват большим количеством побочных эффектов, поэтому его можно вводить только в стационаре. А чем наши стены перед вами так провинились? (Старательно удерживая улыбку. Лопни, но улыбку, хоть на кончиках губ, сумей удержать!)
– Полным отсутствием уважения к индивидуальным потребностям человека! Стакан воды у вас не допросишься!
– ???
– Вот-вот! – вступает, наконец, тетя Паша. – Весь день вчера приставал с водой этой самой! Какая-то вода ему особенная занадобилась – ни сырая, ни кипяченая, ни простая, ни минеральная, ни горячая, ни холодная… да тьфу на него, прости Г-ди!
Вежливо любопытствую – о чем все-таки идет речь? Дядя Федя с готовностью поясняет: во время репетиций ему необходимо каждые 10—15 минут делать глоток воды. Рекомендация фониатора. Вода нужна питьевая, бутылированная, желательно, «Святой источник». Подогретая до температуры 37.5 градуса. Что тут сложного? Саму воду ему вчера привезли – теперь ее хоть залейся, вон, в углу палаты запас бутылок, на месяц хватит. А вот добиться, чтоб каждый раз ко времени репетиций ее подогревали до нужной температуры, оказалось почему-то задачей, в больничных условиях невыполнимой.