– Ну… наверное, это отчасти верно. Вот только ты сотворил ее… из меня.
– Да Г-ди! Ведь ты ж сама сдала эти клетки! Считай, ты от них отказалась!
Я почувствовала, что еще секунда – и все! Разревусь, прямо тут! Ну, уж этого никак нельзя допускать. Что угодно, только не это!
Я резко развернулась, и выбежала из ординаторской.
Я бежала, ловя краешком сознания, как за мной захлопнулась дверь, как что-то вслед крикнул Игорь, как свистел в ушах ветер из множества распахнутых настежь окон. В конце коридора пожарная дверь, за ней лестница, и по ней вниз, мимо всех площадок и этажей, до самого что ни на есть подвала. И там уже, наконец, можно будет, заплакать.
*
Добежать до подвала мне не удалось. На первом этаже, у самых дверей в обсервацию меня словил доктор Лева. Просто вытянул руку и цапанул за плечо. Руки у него, как клещи, фиг вырвешься.
– Куда бежишь, случилось чего?
Я только молча помотала головой. По щекам моим текли слезы.
Больше он меня ни о чем не спрашивал. Не выпуская моего плеча, доктор Лева втащил меня в свой кабинет и зашвырнул на диван. Сам брякнулся рядом.
– Ну? Чего ревешь? Кто тебя обидел? Кому я должен морду набить?
Губы мои невольно раздвинулись в улыбке, хотя слезы продолжали по-прежнему лить ручьем. Я ж говорила, если я плачу, так плачу! Долго, всласть, и за все беды сразу.
Доктор Лева обнял меня за плечи, привлек к себе, я уткнулась ему в грудь и выплакала все-все. Как мне было больно, когда мы с Игорем расстались. Как он использовал, чтобы стать отцом, мою яйцеклетку. Как он недавно все мне это рассказал, и показал впервые моего ребенка. И как с тех пор я ежедневно схожу с ума от тоски по своей девочке. Живу, можно сказать, как в тюрьме, от свиданья к свиданию. И вот сегодня, сейчас…
– Нда-а, – протянул доктор Лева. – История! Досталось тебе. Валерьяночки выпьешь?
– Не. Спасибо.
Он усмехнулся. Пригладил мне волосы. Вытер большим пальцем слезы со щек. Оторвал от рулона на столе бумажное полотенце. Кивнул на раковину в углу.
– Умойся пойди, горе мое! Нос распух, глаза красные, щеки от слез полосатые. Глаза б мои не глядели! До чего вы, девки, себя допускаете, пороть вас некому!
Я послушно умылась. Мне стало гораздо легче.
– Значит, замуж за него ты не хочешь? Даже несмотря на ребенка?
Я категорически замотала головой. Ни за что! Тем более после сегодняшнего!
– Нет, ну надо же! А какая любовь была! И куда все делось! Хотя я самого начала считал – нечего тебе с таким козлом связываться. Я и Аркадию всю дорогу твержу – слишком вы ему во всем потакаете! Захотел медицину – на, захотел квартиру – на, балерину в жены – пожалуйста, ребенка – ну, ты ж не думаешь, что он сам платил за ЭКО и за суррогат! Но ведь они ж в этом видят свой родительский долг!
И вот что толку, скажи мне, от этих подарков, если вы с сыном годами не разговариваете?! Только: «Как дела Игорек?» – «Да все нормально!» или там «Проблема есть, помоги решить.» Они ж, по-моему, с рожденья так в глаза ему ни разу и не посмотрели – что мать, что отец!
– Лев Самуилович, по-моему, вы преувеличиваете!
– Да точно тебе говорю!
Он потирает залысину на темени, затягивает потуже резинку в хвосте. Скашивает глаза, смотрит на стоящие на столе часы – крылатый бронзовый ангел, локоны по плечам, вместо живота циферблат. Беременность временем.
– Ну что, мать-одиночка, ты свое на сегодня уже отработала?
Я киваю.
– Коньяк пить будешь?
Я снова киваю.
– Ну что ты, как китайский болванчик? Трудно сказать: « Да, спасибо Лев Самуилович?»
– Да, спасибо, Лев Самуилович.
Он наклоняется, стискивает мне лицо ладонями, прижимает с обеих сторон щеки к носу, так что губы сами приоткрываются. Чмокает меня в кончик носа.
– Вот ведь дурища, прости Г-ди! И откуда он узнал, что в хранилище есть твои яйцеклетки? Сама, небось, растрепала? Говорю, пороть вас некому!
Мы пьем коньяк из крохотных граненых стаканчиков темно-синего с золотисто-зеленым рисунком стекла. Если смотреть сквозь такое стекло на свет, то сперва все кажется мутным и темным, а потом, по мере вращения бокала в руке, то здесь, то там вспыхивают неожиданно звездочки.
– Хватит уже его рассматривать, хороший коньяк. Пей давай!
Но мне что-то уже расхотелось. Потихоньку ставлю стаканчик на стол, в надежде, что доктор Лева не заметит. Но разве от него что укроется?