За тридцать лет своей жизни она не встречала ничего прекраснее.
Когда Дагмар испугалась, что опозорила себя молчанием, осознала, что снова обрела дар речи и открыла рот, чтобы заговорить. Но слова снова застряли в горле.
И в этот раз из-за того, что дракон рассмеялся. Над ней.
Это был не просто смех. Не приглушенный звук. Не усмешка разочарования. Сейчас происходило то, с чем Дагмар сталкивалась ежедневно и уже привыкла. Нет.
Этот переросший… ребенок катался по земле, словно не видел ничего более забавного. Дракон махал лапами, его хохот эхом отражался по двору и всей округе.
Какой-то покрытый чешуей ублюдок над ней смеялся! Над единственной дочерью Рейнхольда! Да к тому же находясь на земле Рейнхольда!
В этот момент все благоговение и восхищение смыло, и по Дагмар, словно лавиной, пронеслась та холодность, которая помогала закрываться от посторонних.
Мужчины позади начали переговариваться между собой, переминаться с ноги на ногу, отец прочистил горло. Несколько раз. Не из-за дракона им было так неловко. Ну, не совсем из-за него.
Дагмар подождала, пока смех превратился в слабое хихиканье.
— Закончил? — спросила она ровным голосом.
— Извини… э-э-э, Зверь. — Он вновь хохотнул.
— Дагмар. Дагмар Рейнхольд. Тринадцатый ребёнок Рейнхольдов и единственная женщина. Я просила прийти твою королеву, — продолжила она, — потому что у меня есть новости, которые могут спасти жизнь ей и её не рожденным дитёнышам.
Выражение веселья на морде дракона тут же сменилось хмуростью. Он явно не оценил термин, который Дагмар использовала, но её это совсем не волновало.
Все мечты Дагмар о союзе с Кровавой королевой разбились, как только та представлять себя прислала этого идиота. Нет, придётся найти других союзников. Кровавая королева с Дикого острова не подходит.
— Скажи мне, милая Дагмар. — Дракон перекатился на живот и немного приподнял голову. — А я передам ей.
Долгое время Дагмар молчала, а затем просто ответила:
— Нет.
Дракон удивленно моргнул, а затем резко приподнялся и подался вперёд так, что его морда оказалась в нескольких дюймах от носа Дагмар. Золотистые глаза уставились в её, и Дагмар задумалась, с чего она посчитала их привлекательными?
Они были такими же уродливыми, как и сам дракон — уродливый, поддразнивающий и абсолютно бесполезный.
— Что значит «нет»? — потребовал дракон.
— Это значит, что ты оскорбил меня, мою родню и семейство Рейнхольдов. Так что можешь вернуться к сучке королеве и наблюдать, как она умирает.
Уверенная в том, что донесла свою точку зрения, Дагмар развернулась и пошла прочь. Но через несколько футов остановилась и оглянулась.
— А вот это, дракон, — она счастливо улыбнулась и изобразила тон существа, — смешно.
Больше не говоря ни слова, Дагмар направилась в крепость отца. Но прежде чем успела зайти в главный зал, услышала, как отец произнес:
— Ты немного туповатый ублюдок, да, дракон?
В такие моменты Дагмар действительно ценила бесцеремонность отца.
Женщина! Зверем оказалась женщина! Почему ему никто об этом не сказал? Почему все утверждали, что Зверь мужчина? Если бы Гвенваель обладал верной информацией, то повел бы себя совсем иначе.
Но он не знал, и его реакция на встречу с ней… ну, не самый забавный момент. Даже он это признавал. Но почему виноват должен быть он, когда все говорили, что Зверь это какой-то огромный воин, вырвавшийся из преисподней?
Гвенваель, не спеша, лез в заброшенную пещеру, которую нашёл высоко в Горах скорби — довольно подходящее к моменту название — и судорожно искал решение, как всё исправить.
Первой мыслью, естественно, было обольщение. Казалось, что Зверь такая недотрога, бедная, несчастная девственница, не доверяющая мужчинам и не подпускающая их к себе. Раньше, он очень успешно обольщал таких. И всё же…
Он вздохнул, потирая глаза.
Всё же, она не очень походила на тех девственниц.
Выглядела простецки, но не отвратительно. Он не ощутил желания закричать и убежать. А её глаза… серые и ледяные, как сами горы.
Такие глаза могли бы повлечь за собой беды, при правильном использовании. Но эта женщина одевалась в самое простое серое платье, которое было вообще ничем не украшено и без глубокого декольте, демонстрирующего грудь.
Но и не было чопорного, высокого до самого подбородка воротника. Платье было затянуто скучным кожаным ремнём, хотя серебряный узор смотрелся мило.
Как и кинжал, который этот ремень удерживал. Обутая в меховые, серые сапоги, а на голове платок, словно она собиралась идти готовить.