– На празднике были алкогольные напитки, и есть ли вам восемнадцать? – вдруг спросил хмурый полицейский.
– А какое это вообще имеет отношение к делу?! – разгневанно воскликнул Влад, который из всех сил до этого старался молчать.
– Прямое. Вдруг она просто выпила и как бы помягче сказать… – подбирает слова хмурый полицейский. – И сама не поняла, что делает, или просто… – при этих словах у меня будто что-то рухнуло внутри. Просто «бац» и всё. Какая полиция? На что я вообще рассчитывала? У меня жуткое желание куда-нибудь провалиться или исчезнуть, зачем я вообще сюда пришла? Лучше бы ничего никому не говорила, ведь практически ничего страшного не случилось. Теперь мне казалось, что я здесь лишняя и мои проблемы для этого полицейского лишь рутинная работа.
– Хотите сказать, что она сама нарвалась? – перешёл на крик Влад и стукнул кулаком по столу, и многие обернулись.
– Не надо, прошу, – умоляюще посмотрела я на брата. – Может, лучше, уйдём?
– Ох, бедняжка, будьте лояльнее Григорий Анатольевич! – не выдержала и дамочка полицейская.
На неё укоризненно посмотрел хмурый и покачал неодобрительно головой.
– Что? – невозмутимо ответила она на его взгляд.– У бедной девочки был день рождение, а она такое пережила! – Дамочка полицейская снова жалостливо посмотрела на меня. На глазах уже не было сухого места. Я и не заметила как плачу, пока не покраснели глаза и жутко начало щипать. Она всё также с печалью посмотрела на меня и пошла в какой-то узкий коридор за левым углом.
– Продолжайте, думаю, она скоро вернётся, – сказал Григорий и кивнул полненькому полицейскому, который всё это время стоял рядом и записывал что-то в ноутбуке прямо навесу.
На него не хватило стула, и он стоял поблизости, как и та дамочка полицейская. Странно. Бюджет не позволяет купить еще пару стульев? Как они будут искать этого гада, если нет даже времени купить себе стулья в участок?
– Продолжайте, – повторил хмурый полицейский.
Я вышла из раздумий и продолжила рассказ:
– Вот на свой день рождение вечером, я шла, – случайно всхлипнула я, хотя до этого момента старательно держала себя в руках.
– Так, вы говорите около 18? А точнее можете сказать? – не унимался хмурый полицейский.
Я секунд пять смотрела на часы за спиной полицейского, который вёл запись, и вспомнила как… О боже! Даже вспоминать не могу! Как я могу это кому-то рассказать! Не заметно для самой себя я начала всхлипывать сильнее и меня будто бы накрыло волной страха, волнения и безысходности. Я будто бы щеночек, которого пнула судьба, за все грехи, которые я только совершала в жизни, и продолжает издеваться. Меня так захлестнули эмоции, что я больше ни слова не могла произнести. Перед глазами только и неслись одни картинки. Я иду. Падаю. Чей-то ботинок на моей груди не дает встать. И снова та же картина. Я иду. Падаю. Чей-то ботинок на моей груди и не дает встать. А потом этот взгляд. Зловещий, но одновременно отрешенный и почти безумный. Похоже, этот взгляд, эти серые глаза, наполненные сумасшествия и зверского желания, я запомню до конца дней своих. В этот момент не вся жизнь перед глазами проносится. Это скорее становится пошаговой инструкцией к тому, что ты скоро умрешь.
Сначала можно лишь лихорадочно искать в голове планы спасения. На этом этапе я поверила во всех Богов и перебрала мысленно все веры.
Второй стадией становятся размышления, что я сделаю, если выберусь невредимой.
Третьей ступенью является прощение всех грехов кому только можно ( кроме этого урода конечно) и угрызения совести. В тот момент, когда он оттянул моё платье до пупка, я ненавидела себя за то, что одела такое откровенное платье. И так себя корила за легкомыслие и тупость! Я пообещала самой себе, что, если он меня отпустит хотя бы живой, то скажу всем-при-всем, что люблю, что изменю жизнь, что стану лучше учиться, что стану тенью своего брата и всегда буду рядом с ним, если какой-нибудь урод снова попытается напасть, он будет рядом и поможет. Боже, как же я люблю свою семью, и друзей! И Тасю, и Матвея, и, кажется, даже Алексея! И дядю с тётей, хоть их не бывает рядом.
Я уже разрыдалась и не могла даже пошевелиться, и тут зашла та самая девушка в униформе и принесла чашку с водой до краёв, вырвав меня из воспоминаний того жуткого вечера.
– Григорий, ты опять довёл кого-то до слёз? Никакого сочувствия! – презрительный взгляд этой девушки даже меня заставил растеряться.
– Ладно-ладно, – сказал хмурый полицейский. – Не обязательно точное время. Тина, может, лучше ты продолжишь раз такая внимательная и заботливая? – съязвил он.
– Конечно! Любой твой каприз, Григорий! – полицейская кивнула ему и подмигнула, мягко мне улыбнулась, Григорий встал, и она легко как пушинка приземлилась на его стул и взяла меня за руку. Так по-дружески, так по-матерински, так заботливо, что аж мурашки по коже пошли.