Для него стало развлечением заходить на почту и разыгрывать роль человека, который чем дальше, тем больше, сам того не замечая, подпадает под женские чары. Начал он со следующей недели — с понедельника, и день ото дня улыбался ей все теплее и все больше проводил времени за пустяковыми разговорами. К пятнице стало ясно, что она, так сказать, готова. Начинался уик-энд, и он дал ей возможность открыть действия.
— Вот опять подходит суббота и воскресенье, — сказал он. — Работать в Ист-Хэммонде прекрасно, а когда захочешь развлечься, ломаешь голову, что с собой делать.
— Ну, не знаю… — сказала она.
— Деваться-то некуда, — сказал он.
— А «Кукиш»?
— Какой кукиш? С маслом? Вы шутите?
— Нет, ресторан «Кукиш».
— Первый раз о таком слышу. Где это?
— Да за Куперстауном, мили три-четыре оттуда.
— А что там? Музыкальный автомат, танцульки?
— Автомат у них есть. Знаете какой? «Музак». Монеты в него опускать не надо. Ресторан первоклассный. Французская кухня. Хозяева из Квебека — целая семья.
— «Кукиш» звучит не очень-то по-французски.
— Они купили его у прежнего хозяина Гарри Кука, а мы по-старому называем — «Кукиш». Сейчас другое название — «Maison Blanche»[5].
— А, знаю, где это. Вывеску я видел.
— Мили три-четыре от Куперстауна. Я постоянно там бываю.
— Возьмите меня как-нибудь.
— Хоть сегодня. Зачем откладывать? — сказала она.
— Вы это серьезно?
— Я всегда говорю серьезно.
— Так я и поверил!
— Ну, кое-когда позволю себе невинную ложь. В «Кукише» надо бывать по пятницам. В субботу у них полно, а в пятницу и обслуживание лучше и готовят без всякой спешки. Pâté maison[6] так просто неземной. А для любителей всяких морских деликатесов — пожалуйста, крабы au gratin[7]. Ой, даже говорить не могу, слюнки текут.
— Так чего же мы ждем? Когда за вами заехать?
— Ну, скажем, в половине девятого.
— Так поздно?
— Да что вы! В «Кукише» никто рано не ужинает. Это вам не какая-нибудь закусочная.
Он заехал за Хелен и сразу заметил, что она позаботилась о своей наружности.
— Пожалуй, надену чернобурку, — сказала она, привлекая его внимание к своей чернобурой лисице.
По дороге в «Кукиш» Хелен чувствовала себя прекрасно и сидела с самодовольным видом, а когда они вошли в ресторан, персонал, начиная с гардеробщицы и кончая метрдотелем, все поздоровались с ней, подчеркнуто величая ее «мисс Макдауэлл».
— Я позвонила, чтобы нам оставили столик, — сказала она Янку. — Так лучше, а то засунут куда-нибудь.
— Предоставляю вам заказывать, — сказал Янк.
— Пожалуйста, рада услужить, — сказала Хелен. К его удивлению, она вела переговоры с метрдотелем по-французски.
— Моя мать француженка. Из Потакета, штат Род-Айленд. Отец ни слова по-французски не понимал и приходил в бешенство, когда мать с нами говорила. Иностранный язык все-таки иногда полезен. Вы говорите по-французски?
— Нет, но в бешенство не прихожу. По-испански немножко знаю. Испанский гораздо легче французского.
И так далее и тому подобное. Разные люди подходили к их столику — поболтать с Хелен и поглазеть на Янка. Одних она знакомила с ним, других — нет: «Это сенатор из Монтпильера… Это хирург, который делал операцию моей матери… Это… подполковник, но сегодня он в штатском… Известный адвокат из Спрингфилда, штат Массачусетс… Эти двое ничевушки. Послушайте, как я их отбрею…» — И так далее и тому подобное. В дальнем конце зала был большой камин. На столиках стояли фонари «летучая мышь» и высокие старинные перечницы. Огромные бутыли с коньяком на высоком выступе вдоль стены. На дверных косяках медные бляхи с конской упряжи. «Музак» играл все больше записи Джерома Керна и Винсента Юменса. Еда была обильная, хорошо сервированная, и Хелен съела все до крошки и выпила почти всю бутылку шамбертена. Подали счет, и Янку пришлось разменять дорожный чек. L’addition[8] был на 54 доллара 37 центов.
— Это вам не забегаловка, — сказала Хелен.
— Очень хорошо, что есть такое место, куда можно прийти развлечься.
— По воскресеньям у них устраивают буфет по пяти долларов. Он пользуется большим успехом. Но воскресенье я всегда провожу с мамой. Знаете, как у стариков? Доживет человек до определенного возраста, и все у него сразу сдает. Сначала зрение, потом слух. На вид-то она не старая. Но как эти старики слушают радио, просто удивительно! Говоришь с ней — надо кричать, а Джека Бенни слышит. Рочестер, вот кто умора! Голос у него точка в точку как у Энди Дивайна. Сначала я думала, что он и есть Энди Дивайн, а потом узнала, что за него говорит Эдди Андерсон. Вы, наверно, почти со всеми с ними знакомы, хотя они выступают по радио, а ваши вещи для театра.