Было в этом воздухе что-то необычное, щекотавшее сладкой чистотой ноздри, освежавшее душу. Один необъятный, прекрасный аромат заглушал все прочие. Что это могло быть?
Род принюхался и вслух ответил на свой вопрос:
– Соль!
К’мелл напомнила ему о своем присутствии:
– Тебе нравится, К’род?
– Да, да, это лучше, чем… – Он не мог подобрать слов. Посмотрел на нее. Нетерпеливая, красивая, дружеская улыбка К’мелл создавала впечатление, словно девушка-кошка разделяет каждый миллиграмм его удовольствия. – Но зачем вы тратите соль на воздух? Какой в этом прок?
– Соль?
– Да, в воздухе. Он такой насыщенный, такой влажный, такой соленый. Это чтобы очистить корабль неким неведомым мне способом?
– Корабль? Мы не на корабле, К’род. Это посадочная площадка Землепорта.
Род ахнул.
Не на корабле? На Старой Северной Австралии не было ни одной горы выше шести километров над СУП – средним уровнем поверхности, – и те горы были гладкими, истертыми, старыми; за миллиарды лет ветра сложили из них уютное одеяло, укутывавшее весь его мир.
Он огляделся.
Платформа была около двухсот метров в длину и ста метров в ширину.
Десять Родов Макбанов беседовали с какими-то людьми в форме. На дальней стороне вздымался шпиль, высотой не меньше полукилометра. Род посмотрел вниз.
Там была она. Старая-Престарая Земля.
Водяное сокровище простиралось прямо перед его глазами – миллионы тонн воды, достаточно, чтобы напоить галактику овец, вымыть бесконечность людей. Справа, далеко на горизонте, в воде виднелось несколько островов.
– Геспериды, – сказала К’мелл, проследив за его взглядом. – Они поднялись из моря, когда даймони построили для нас это. Я имела в виду, для людей. Мне не следует говорить «нас».
Род не заметил ее оговорки. Он смотрел на море. В нем двигались маленькие пятнышки, очень медленно.
Он показал на одно из них пальцем и спросил К’мелл:
– Это влагодома?
– Как ты их назвал?
– Дома, в которых влажно. Которые располагаются на воде. Это они?
– Это корабли, – ответила она, не желая портить удовольствие прямым возражением. – Да, это корабли.
– Корабли? – воскликнул он. – Им ни за что не отправиться в космос! Почему же их так называют?
Очень мягко К’мелл объяснила:
– Люди начали строить корабли для воды раньше, чем для космоса. Я думаю, старый общий язык позаимствовал слово для космических судов у тех вещей, на которые ты смотришь.
– Я хочу увидеть город, – сказал Род. – Покажи мне город.
– Отсюда это не очень интересное зрелище. Мы слишком высоко. С вершины Землепорта все выглядит скучным. Но я все равно тебе покажу. Подойди сюда, дорогой.
Когда они отошли от края, Род понял, что маленькая обезьянка осталась рядом с ними.
– Что ты здесь делаешь? – приветливо спросил он.
Нелепое обезьянье личико сморщилось в понимающей улыбке. Лицо не изменилось, но его выражение стало другим – более уверенным, четким, целеустремленным. Теперь в голосе обезьяны даже сквозили шутливость и сердечность:
– Мы, животные, ждем, пока войдут люди.
Мы, животные? – подумал Род. Вспомнил свою мохнатую голову, заостренные уши, кошачьи усы. Неудивительно, что ему было хорошо рядом с этой девушкой, а ей – рядом с ним.
Десять Родов Макбанов спускались по пандусу, и пол, казалось, медленно поглощал их, начиная с ног. Они шли цепочкой, и голова первого будто лежала сама по себе на платформе, в то время как последний успел лишиться только ступней. Это действительно выглядело странно.
Род посмотрел на К’мелл и О’гентура и прямо спросил:
– Когда у людей есть такой огромный, влажный, чудесный мир, полный жизни, зачем им меня убивать?
О’гентур печально покачал своей обезьяньей головой, словно прекрасно знал ответ, но считал произнесение его вслух невероятно тоскливым, печальным делом.
К’мелл сказала:
– Ты тот, кто ты есть. Ты обладаешь невероятной властью. Ты знаешь, что эта башня принадлежит тебе?
– Мне! – воскликнул он.
– Ты купил ее – или кто-то купил ее для тебя. Большая часть этой воды тоже твоя. Когда владеешь такими вещами, люди начинают осаждать тебя просьбами. Или отнимают эти вещи у тебя. Земля – прекрасное место, но, полагаю, также и опасное для чужаков, как ты, привыкших к одному образу жизни. Не ты стал причиной всех преступлений и подлостей мира, но прежде они спали, а теперь пробудились ради тебя.