необходимость руководствоваться при вынесении приговора профессией и образованием попавших им в руки лиц: ”Не ищите в деле
обвинительных улик; восстал ли он против Совета с оружием или на словах. Первым долгом вы должны его спросить, к какому
классу он принадлежит, какого он происхождения, какое у него образование и какова его профессия. Вот эти вопросы и должны
разрешить судьбу обвиняемого”. В приказе ВЧК “Об учете специалистов и лиц, могущих являться заложниками” Дзержинский
подчеркивал, что заложниками должны браться лица, ”кем они (белогвардейцы) дорожат”, и уточнялось: “Выдающиеся работники,
ученые, родственники находящихся при власти у них лиц. Из этой среды и следует забирать заложников. Второй вопрос - это спецы.
Наши спецы - люди буржуазного круга и уклада мысли. Лиц подобной категории мы по обыкновению подвергаем аресту как
заложников или помещаем в концентрационные лагеря на общественные работы”. В инструкциях местным органам советской власти
по взятию заложников для расстрела также указывался круг соответствующих профессий будущих жертв. Все это тогда ничуть не
скрывалось, и большевистские вожди смысл и цели террора видели в подавлении именно интеллигенции (как писал Троцкий: ”Террор
как демонстрация силы и воли рабочего класса получит свое историческое оправдание именно в том факте, что пролетариату удалось
сломить политическую волю интеллигенции” (19)).
В результате потерь образованного слоя от террора, а также голода и эпидемий, явившихся непосредственным следствием революции,
и гибели его представителей в боях гражданской войны, его численность сократилась на несколько сот тысяч чел. Весьма
показательно, что за годы гражданской войны население столиц (где было сосредоточено от четверти до трети всего образованного
слоя) сократилось: Москвы в 2, а Петрограда даже в 3 раза. В эмиграции, по минимальным подсчетам, оказалось 1,5 - 2 млн. чел., из
которых к образованному слою принадлежало не менее трети, наконец, десятки тысяч представителей этого слоя (не учитываемые в
числе эмигрантов) остались на отпавших от страны территориях (в Прибалтике, Польше, Финляндии, западной части Украины и
Белоруссии). Страна не только лишилась большей части своего интеллектуального потенциала, но старый образованный слой вовсе
перестал существовать как социальной общность и культурная сила. Гибель старого российского образованного слоя составляет,
впрочем, предмет отдельного исследования, поэтому здесь подробно не рассматривается.
Участь оставшихся в стране представителей интеллектуального слоя, естественно, была трагичной. В отношении его остатков
проводилась целенаправленная репрессивная политика. Как писал один из идеологов нового строя: ”Крупная буржуазия убежала, или
спряталась, или была сметена, а представительствовавшая ее и сохранившая идейную верность старому строю интеллигенции
осталась. И ей пришлось, - по большей части вполне заслуженно, - изведать участь побежденного” (20). Другой злорадно замечал:
”Интеллигенция испугалась - за себя. Буржуазия даст ей жизненные удобства и привилегии, народ же не признает ее духовное
первенство и сравняет во всех правах с собой” (21). В начале 1923 г. Луначарский отмечал, что интеллигенция “в большей своей части
все еще находится на различных ступенях враждебности к нам”. Для отношении к интеллигенции весьма характерно, например, такое
высказывание (статья называлась “Рабочий должен создать красную интеллигенцию”): ”Разве мы спокойны, когда наших детей учат
господа от кокарды?...Разве не внутренние чехословаки - инженеры, администраторы - пособляют голоду?...Очень жаль, что мы еще
нуждаемся во вчерашних людях: надо поскорее, где можно, избавиться от их фарисейской помощи” (22).
Остатки старого интеллектуального слоя не могли проявлять открытой враждебности, их основной идеологией стало
“сменовеховство”, с одной стороны обеспечивавшее им относительную безопасность, а с другой - дававшее моральное оправдание
работе на большевиков, в котором они нуждались чрезвычайно остро. В результате неофициальной беседы в 1922 г. в Москве с 230
инженерами (в т.ч. 45 бывших владельцев, директоров и т.п.) были получены следующие данные: 46 выразили безразличие к
Советской власти, 28 - сочувствие, 12 - враждебность, а 110 оказались “сменовеховцами” (23).
Старая интеллигенции рассматривалась как некий тип вредных животных, подлежащих уничтожению, и все помыслы строителей