— А пойду-ка я в ванную гляну! — сообразил сиплый голос, знакомый.
Зайцев вскочил с сырого кафеля и на цыпочках засновал по ванной. Кто-то крался коридорчиком.
«Все, — стукнуло в голове у Зайцева. — Хана!»
Дверь в ванную тронулась. Зайцев дико заверещал и, нагнув голову, ринулся в проем из темноты. Искры брызнули из глаз, запахло сырым мясом. Заревело в темноте, покатилось по полу, с безобразным скандальным грохотом рушились за спиной тяжелые тазы и ведра.
— Убил! — ахнул Зайцев, облапив в потемках какой-то омерзительно дрыгающийся куль.
Что-то сигануло через него, и куль внезапно вырвался, тяпнув его за руку и отбросив к стенке. Никаких сил не было. В ушах у Зайцева звенело.
Так сидел он в оцепенении, глядя перед собой опустевшими глазами, зажав клок чьих-то курчавых волос в кулаке, а вокруг него уже суетились понабившиеся невесть откуда ловкие, умелые люди — мерили расстояние рулеткой, перекрикивались, чиркали карандашиками в своих блокнотах.
Зайцев сидел мертво, не шевелясь. Его толкали, пересаживали, наконец подхватили под мышки, поволокли вон из квартиры на лестницу, где толпились уже растревоженные соседи.
«И этот подлец Аблеев тоже здесь», — успел подумать Зайцев.
Расслабленные его ноги задевали на поворотах углы, деревянно бились о ступеньки. На руках побрякивали наручники.
«Скорее всего, это тоже сон. Из той же серии», — устало думал Зайцев, но мысль эта не приносила облегчения и покоя.
Его везли в той же санитарной машине, наспех перекрашенной в милицейские цвета, да и санитары были знакомые — те же ражие хлопцы, только теперь одеты они были в синие милицейские кители. Обнова явно нравилась им. Они, не обращая никакого внимания на оцепеневшего Зайцева, радовались как дети, галдели, менялись фуражками. На этот раз машину трясло основательнее, она опасно раскачивалась и кренилась, жалобно скрипя железом.
«Так-то, — отметил Зайцев краем сознания. — Выбили последнюю стойку мироздания, теперь всему крышка… А этим козлам хоть бы хны!»
Он не заметил, как очутился в бетонированном, глухом кабинете, где не было никакой мебели, кроме низкого табурета, на котором сидел следователь и грустно глядел на Зайцева.
— Здравствуйте, Зайцев! — вскакивая и радушно протягивая обе руки, оживился следователь. — Давно вас ждем. Прошу, прошу к столу переговоров…
Никакого стола между тем в помещении не было.
— Шучу! — улыбнулся следователь. — Столы-то нам ни к чему. Не библиотека все-таки. Так что шучу. А теперь к делу…
«Молчать во что бы то ни стало, — думал Зайцев угрюмо. — Никого не выдавать, стоять крепко на своем…»
Он молчал и разглядывал свои новенькие блестящие наручники.
— Вы, я вижу, не намерены отвечать на вопросы?
— Нет, — ответил Зайцев.
— Ну, на нет и суда нет, — кротко согласился следователь. — Ступайте в камеру, а я домой пойду… — Он похрустел пальцами, зевнул по-собачьи. — Меня ведь жена ждет, — пояснил он другим уже, неофициальным голосом и подмигнул кому-то за спиной у Зайцева.
Тотчас подлетели двое, цепко подхватили под мышки и, оттопырив свои локти, бегом, бегом повлекли по пустынному коридору мимо глухих кованых дверей. Лязгнули замки, в коридор выскочил мохнатый надзиратель, замахал руками:
— Сюда! Сюда…
Зайцева забросили на нары, лицом к стене. Пахло сырой известкой. Зайцев приоткрыл глаза, чуть повернул голову и стал оглядывать помещение. Над чугунной дверью под самым сводчатым потолком горела бессонная лампочка, тускло освещая бетонный угол.
Зайцев повернулся на спину и увидел над собой темные доски верхних нар. Доски скрипнули, чья-то бритая шишковатая голова свесилась, на Зайцева глядела толстая знакомая харя, наливаясь багровой кровью.
— Ха! Заяц! — злобно и радостно воскликнула харя. — Шкет плюгавый…
— Ну что, гнида? — перебил откуда-то сбоку сиплый голос. — Вставай, паскуда….
Сверху спрыгнул толстый лысый уголовник, оба с ненавистью уставились на Зайцева.
— Ну что, падла, — отрывисто сказал худой. — Сон или не сон?
Зайцев подался к стене.
— Пилу! — приказал худой, протягивая руку и нетерпеливо шевеля пальцами.
Толстяк засуетился, кинулся на пол, полез под нары. Выпятив зад, долго шарил рукой в углу. Вытащил большую ржавую пилу, обтер ее рукавом и протянул худому.
— Придержи его за ногу, — велел худой. — Сперва ноги отчекрыжим. Чтобы не брыкался…
— Но он же будет руками драться, — возразил толстяк. — Там же кулаки у него…
Зайцев полез на верхние нары, подпрыгнул и хотел медленно поплыть по камере, как накануне. Но страшная сила земного тяготения рванула его вниз, и он, зажмурившись, ударился лицом о плоский бетонный пол.