Только смеются апостолы, глядя на паперть —
вход для блаженных и нищих торжественно заперт.
ДАО ДЕМОНА
И я снова пойду за тобой по пятам…
Ты пришел ниоткуда, и думалось: будешь тут.
И мне думалось: можно хоть вечность с тобою быть.
Оказалось, что даже глаза мне порою врут.
Оказалось: умелые рученьки у беды.
Ты пришел ниоткуда, уйдешь в никуда. А мне?
Мне казалось, я буду тебя целовать всю жизнь.
А теперь мне осталось лежать, как зола, и тлеть,
и глотать ледяные комочки проклятой лжи.
Не умру я затем, чтобы снова тебя найти
и взглянуть в твои темные, цвета греха, глаза.
Я хочу рассказать, что встречалось мне на пути,
как из нервов моих, заплетаясь, вилась лоза,
как из жил я ковала прочнейшие цепи вмиг,
как на цепи я эти сажала своих чертей,
как звала я тебя, как глушила слезами крик,
как без сил подползала к последней своей черте.
Я, забыв про усталость, отправлюсь тебя искать,
чтоб взглянуть в твои темные, цвета греха, глаза.
По клинку ледника я пойду, по огню песка.
Я приду, чтобы просто «ну здравствуй» тебе сказать.
Я хотела б поведать о боли, что есть во мне.
Но я знаю: таким новостям ты не будешь рад.
Я тебя отыщу, чтобы просто сказать «привет» —
и ты снова уйдешь по артериям автострад…
© Луиза Иммервар
И я снова уйду по артериям автострад,
Чтоб полос разделительных белый считать пунктир.
Я оставил тебе персональный, колючий ад,
Затирая пространство и время до чёрных дыр.
Я оставил тебе новый смысл — меня искать.
И под левыми ребрами жгущую пустоту.
И по праву сильнейшего — сжалиться/дробь/распять
Для тебя я придумал несбыточную мечту.
Так иди же за ней не жалея себя (и всех),
разрывая на клочья подошвы усталых стоп.
Может, я и жесток, но возьму на себя твой грех,
Если ты раскидаешь мешающих с горных троп.
Пустота не кончается — слабые вниз летят.
Кто идёт по пути исступленно — бывает груб.
Если душу твою отравляет мой едкий яд —
(не бывает у демонов сладко-ванильных губ,
если нравилось, как прикасались мои клыки,
что клинков ледяных и прозрачных стократ острей)
То, взрывая от боли седеющие виски,
жги канаты и цепи, спуская своих чертей.
Пусть они, вдохновляя тебя на жестокий путь,
на руках пронесут через пламенные пески,
И когда первобытная ярость заполнит грудь —
ты отыщешь меня. Ты коснешься моей руки.
Я скажу тебе: «Здравствуй. Тебе несказанно рад».
Поцелуем огня растоплю ледяную ложь.
Растворюсь незаметно в артериях автострад.
P.S.
И ты снова дорогами боли за мной пойдешь.
МОРСКОЙ ВОЛК
Обнажая трюмы, мертвые корабли,
Как китов скелеты, замерли на мели,
Между переборок — тонны сырой земли,
Не волну, а воздух их рассекают кили.
И глубоки ямы временных их могил,
Навсегда Тритон от них за моря уплыл,
На упавших мачтах — ржавчина, скользкий ил.
Покрывает палубы слой вековечной пыли…
Капитан отчаян — больше не может плыть.
Не горит звездой его путевая нить,
Без воды соленой водорослями гнить,
Будут на душе его очерствевшей раны.
А в глазах — кипит бушующий океан,
Якоря и порты, бухты далеких стран.
А от рома он неделю мертвецки пьян.
Только никому нет дела до капитана.
Экипаж потерян — гордо ушел ко дну,
Наполняют их тела под водой страну.
Капитан не может вспомнить и ту, одну,
Что в порту прибрежном с ним ночевала рядом.
Он один — солёный, вытертый волк морской.
И не может на берегу обрести покой,
Судовой журнал лежит под его рукой,
А в кармане компас, карта с пиратским кладом…
На плечах широких — камнем лежит тоска.
Его сердце морю отдано, до куска.
А у ног в песке видна от кормы доска,
На которой только слово одно — «Надежда».