Поэтому Ватто сказал:
– Помните, я говорил вам, что в моих силах регулировать температуру Самума? То же самое я могу проделать и с собой, только заклинание нужно прочитать в обратном направлении.
Кейлот с пониманием кивнул. Но он был не глуп, и далеко не так наивен, как большинство современных людей. Он понял, что Ватто и Лютто что-то от него скрывают. Слишком многие события и явления оставались недосказанными. Особенно быстрое появление Лютто и его способность ходить по поверхности болота. Он явно обладал способностью к левитации. Но Кейлот не стал настаивать на признании, не стал выпытывать. Во-первых, не тогда, когда вокруг простирается глубочайшая часть роншейнского болота. А во-вторых, эти двое братьев-южан успели прочно закрепиться в его одиноком сердце. Он им безоговорочно доверял, и если существовали некоторые вещи, относительно которых ему следовало бы оставаться в неведении… что ж, пусть будет так. Но Кейлот все равно не мог взять в толк, что же это должна быть за вселенская тайна, которую нельзя разделить с ним?
Вдруг раздался хруст. Кейлот и Ватто вздрогнули, быстро повернули головы на звук, но источником его оказался Лютто и одна из поджаренных пиявок. Южанин держал ее в левой руке, правой отломил кусочек и теперь не спеша от него откусывал.
– Сильно подгорела, – поделился он впечатлениями, – но есть можно.
– О, святые небеса! – воскликнул Кейлот, не в силах поверить своим глазам, и уже раздумывая, не галлюцинации ли это, вызванные большой кровопотерей.
– Лют, – закатил глаза Ватто, – это же паразиты!
Но Лютто лишь беззаботно пожал плечами и продолжал аппетитно хрустеть своей совсем неаппетитной закуской. Покончив с ней, он собрал три оставшихся шарика, бережно очистил их от грязи и уложил в свой мешок, про запас.
– А что такое? Им нас есть можно, а мне их – нельзя?
Ватто встретился с вопросительным и более чем изумленным взглядом Кейлота.
– Это все пагубное влияние Ляо Пена, – пояснил он. – Так звали восточного чародея, с которым я и Лютто имели честь общаться на протяжении очень длительного времени, когда путешествовали по Равнинному Королевству. В этом государстве бытуют совсем иные законы, а его жители придерживаются таких традиций и обычаев, которые населению Королевства Низовья показались бы немыслимыми. Жаренные насекомые у них, к примеру, являются знатным деликатесом.
– Почему же тогда ты не разделишь трапезу Лютто? – спросил Кейлот.
Ватто улыбнулся:
– Вы делаете неправильные выводы, господин. Вы полагаете, что раз я путешествовал по Королевству Равнин вместе со своим братом, то должен в одинаковой мере разделять его привычки и кулинарные предпочтения? То, что мы с Лютто – близнецы, еще не означает, что мы с ним во всем одинаковы.
– Это я уже заметил.
Глава 10. Мертвое дерево
В вечерних сумерках путешественники набрели на огромное дерево. Необъятный ствол вздымается из грязевой жижи, бугрится черная кора, а лишенные листвы крепкие ветви – на вид достаточно прочные, чтобы выдержать вес человеческого тела – изгибаются под немыслимыми углами, придавая дереву сходство с обезглавленным многоруким чудищем. Дерево стояло особняком, словно все остальные растения предпочли отодвинуться от него, как можно дальше. Кейлот тоже с удовольствием обошел бы его стороной и очень удивился, когда заметил, что Лютто развернулся и решительно направился прямо к этому гиганту.
Задрав голову, южанин внимательно изучил дерево. Положил руку на шершавый ствол и несколько раз провел ею вверх и вниз. Потом вытянул вверх обе руки, дотянулся кистями до самой нижней ветви и, поджав ноги, повис на ней. По завершении всех этих непонятных манипуляций он окликнул Кейлота и Ватто.
– Здесь мы и заночуем, – радостно возвестил он, когда друзья приблизились.
– А ты уверен, что оно не сбросит нас? – спросил Кейлот, памятуя о ветви, которая отклонилась, чтобы ударить его.
– Абсолютно. Душа, заключенная в этом дереве, уже позабыла, каково это – быть человеком.
Кейлот с сомнением оглядел растение. Из ствола, прямо на уровне глаз, выступало овальное человеческое лицо. И это было действительно лицо, а не пародия на него, сложенная, как мозаика, из сучковатых отростков и борозд. Черный лоб был покрыт глубокими трещинами. Сеточка «морщин» расползлась вокруг широко открытых, но закатившихся глаз. Растрескавшиеся черные губы, приоткрытые, как будто в последнем агоническом вдохе, обнажали ряд черных зубов.