С полгода, наверное, новоявленный богач был счастлив. Он благодарил судьбу за столь крутой её поворот и славил Фридриха Кранкенментеля за то, что рассказал ему про город мёртвых. Впрочем, благодарить приятеля материально Клаус не стал. Решил, что и так оказал ему честь, пригласив на свадьбу. Родителей, кстати, он тоже пригласил. Приодел заодно, купил им домик в городе и выделил содержание. Пусть встретят старость не нищими крестьянами, но скромными бюргерами. Ему не жалко. Хороший сын, в общем. Заодно на церковь денег пожертвовал. Типа, свой грех общения с нечистым замолить и помочь всяким нищим и убогим.
Так и стал жить. И всё бы хорошо, кабы через какое-то время не стала являться ему во сне та мёртвая красавица. Смеялась безгубым ртом, тянула к нему истлевшие руки, звала вернуться в проклятый город, обещала всякое. Но это бы ладно, сон есть сон. Так ведь и наяву стала являться покойница. Её ожерелье носила теперь Марта и, глядя на жену, видел Клаус в ней ту девушку-скелет. Просто наваждение какое-то. Пришлось уговорить Марту спрятать проклятое украшение в ларец, а ларец запереть в дальнюю кладовую. Тогда вроде ничего, отпустило.
Родители Клауса недолго прожили в городе. Наверно, сказалась перемена образа жизни. Сперва отец слёг, потом мать, а потом угасли старики друг за другом. Померли и внуков не дождались. Марта ведь долго не могла понести, а когда это всё же случилось, спустя недолгое время у неё произошёл выкидыш. Потом она всё же родила другого ребёнка, только младенец не прожил и недели. Помер. И ещё один, и ещё. Короче, так и осталась чета Шульдиенстов бездетной. В остальном же супруги ничего, хорошо жили. Богато. И не ругались почти. Ну, подумаешь, через какое-то время стал бегать Клаус к девицам лёгкого поведения. Чего бы и не сбегать, если лишние деньги есть? От жены не убудет, а у него не сотрётся.
Так что всё это враки, что богатство из проклятого города не идёт впрок. Клаус вот ничего, жил себе. С ним, кроме мелких неприятностей, вообще ничего плохого не случалось. Даже когда в город пришла чума, он не заболел. Правда, жену и тестя схоронил. Братьев-сестёр у него не было. Детей не случилось. С той поры жил Клаус только ради своего богатства. Берёг его, приумножал. И от жадности не назначал наследника. Так что, когда пришёл его час, и не стало на свете Клауса Шульдиенста, всё его имущество, движимое и недвижимое, отошло городу. Вообще-то справедливо: что из одного города вышло, то к другому городу пришло. А может, и неправда всё это. Ведь сам я там не бывал, а историю эту слышал от Фридриха Кранкенментеля, а уж он-то врать не станет.
Жонглёр
Жил в старину один жонглёр, которого звали Клод Вильен. Он со своей труппой выступал во Франции и в германских землях. Бывал в Испании и даже Польше. Везде он и его коллеги давали представления, пользовавшиеся большим успехом не только у простых горожан и крестьян, но и у иных вельмож. Например, герцог Бургундский весьма хвалил сценку про кюре и обманутого мужа. Он даже изволил подарить комедиантам кошелёк с серебряными монетами.
Короче, на жизнь артистам хватало. Больше того, со временем у Клода собралась достаточная сумма на паломничество в Святой Город. Вам ведь известно, что каждый жонглёр хоть раз в жизни должен был побывать в Риме? Нет? Ну, теперь знаете. Этот обычай был связан с тем, что святой Пётр считался покровителем всех лицедеев, а те из них, кто приходил ему поклониться, могли потом носить на шляпе эмблему в виде скрещённых ключей. По нынешним меркам они становились вроде как заслуженными артистами. Вот господин Вильен и отправился в Рим. Причём не один, а со всей своей труппой.
У них там, в Европе, расстояния и тогда были небольшие, так что вскоре наш герой с товарищами прибыл в Ватикан. По пути, разумеется, они концерты давали, и с большим успехом. Это уж как водится.
И вот стоял наш жонглёр в толпе народа на площади, ждал, пока понтифик выйдет благословлять свою паству. Кто тогда был у католиков главный, я не помню, не то Пий номер какой-то, не то Иоанн, а может и вовсе Сикст. Впрочем, не суть. Тот, который тогда был римским папой вышел к народу не в очень хорошем настроении. Мигрень у него разыгралась, или мозоль неудачно срезали, или переел за обедом. Как-то так. Но руку для благословения папа всё же поднял. Жонглёр аж подскочил от умиления и сделал благочестивое лицо. Вот папа его и заметил. Спросил у кардиналов: