Пригубив, Николай Сергеевич лёг и закрыл глаза… блаженство накрыло волной, растеклось по жилкам от макушки до пят. "Так бы и лежал всю жизнь…"
Ручка двери запрыгала, но не поддалась, кто-то зычно матернулся с той стороны двери и надавил сильнее. Радостно взвизгнула девица. Через пару секунд возни в купе вошел незнакомец. "Помесь попа и Балды", – презрительно подумал Николаша, оглядев незнакомца. Ростом и сложением, новенький, действительно, скорее напоминал Балду. Длинными волосами и бородой – служителя культа.
– Здорово, папаша! – незнакомец протянул ладонь-лопату для рукопожатия. – Ты чьих будешь?
Цитата была с намёком, да и всё поведение, сказать честно, отдавало хамовшиной.
– Билет покажите, – ледяным голосом потребовал Николай Сергеевич. Руку, естественно, проигнорировал.
– Да я это, – хохотнул новенький. – Моё место. Просто с мужиками в тамбуре раздавили пузырёк. – Пришелец стал рыться в карманах. – На посошок. Вот я и задержался… Да где он, черти его раздери?.. неужели потерял? А ты кто, собственно, такой, чтоб я тебе билет показывал? Стюард нашего трансатлантического судна? Или, быть может, проводник, на худой конец, полупроводник? – он сощурил глаза.
Николай Сергеевич почувствовал лютую ненависть, молча встал и пошел за проводницей. "Быдло", – мелькнуло в голове.
Поход закончился неприятно. Пришла проводница, пассажир изящно чмокнул её в щечку, играючи подарил плитку шоколада и предъявил билет.
– Шутка. Разыграл я тебя, – попутчик толкнул Николая Сергеевича пузом. – Ты чего такой серьёзный, а? Как на поминках? – Последнее слово он произнёс с ударением на "о", ласково, напевно.
Проводница ушла. Новый сосед закинул наверх свой баул, переоделся и сел за столик. Более всего Николая Сергеевича удивило, что попутчик имел точно такие же тапочки. Николенька отдал за свои двести долларов и продавец уверял, что это единственная пара, что делают их вручную из какого-то там мудрёного пуха, и второй такой быть не может в принципе. Хоть убей.
– Волюнс-неволюнс, - сосед налил себе Колиного коньяку и быстро выпил, отсекая пререкания. – Нам суждено быть попутчиками. Посему постараемся скрасить общество друг друга. Что может быть приятнее путешествия с хорошим собеседником? Согласны?
Николай Сергеевич помедлил с ответом. "Он прав, – мысленно согласился. – Соседей и друзей не выбирают".
– Конечно, не выбирают. Ни друзей, ни соседей, ни родителей. Даже родину не выбирают.
– К сожалению, это факт, – вздохнул Коля и представился: – Агибалов Николай Сергеевич.
– Сава Евгеньевич, – ответил новый друг.
Мужчины пожали друг другу руки, Николенька отметил в мозгу, что рука Савы была тёплая и сильная. С чёрными волосками на фалангах.
– А фамилия?
– Балда. Сава Евгеньевич Балда.
– Всё шутите? – Николай Сергеевич прищурился и уже собирался обидеться, но Сава успел сделать это первым:
– Какие шутки? Обыкновенная фамилия. Пушкина читали? Болдинская осень и прочее… про попа стихи.
Коля почувствовал неловкость. Не за Саву, а за Пушкина. Вернее, за себя, что не сообразил.
– Прошу прощения, – он пожал плечами. – Я допустил бестактность, однако вашу фамилию нельзя считать популярной. Скорее, она редкая.
– Ладно, не бери в голову, – откуда-то возник второй стакан, и Сава уже разливал коньяк. Не мелочился – по полстакана. – За знакомство.
Балда хлопнул залпом и не закусил, Николя попытался смаковать – не получилось, слишком велика была доза. Допил по-русски. Крякнул и почувствовал, как волна пробежала по пищеводу, прибоем омыла душу.
– Чем изволите заниматься? – осведомился Сава.
– Работаю…
– Ну–ну! Без ложных скромностей! Здесь все свои.
– Небольшой частный бизнес. Специи. Торгую специями. А вы?
– Гинеколог, – быстро ответил Сава. – Первой категории. Работаю в муниципальной клинике.
Коньячное тепло окутало организм Николая Сергеевича, очистило мозг и наполнило его здоровым оптимизмом. Он посмотрел на руки Савы Евгеньевича и подумал: "Такими ручищами хорошо подковы гнуть, а не в женщин лазать". Будто услышав мысли Николя, Балда спрятал руки под стол и прибавил:
– А ещё я поэт. Песни пишу. Народные и не очень.
– Это как?
– Да так: пару лет помнят автора, а потом… слова меняют, и автор забывается. Уходит песня в народ.
– Например?
– Ну, – Сава возвёл очи в небо, – из раннего… сейчас всего текста и не припомню… романс это был, лирический: Я встретил вас и всё такое… – Балда отхлебнул из стакана, Николай Сергеевич следом. – Ещё песня была на историко-географическую тему: В краю монголий плещет море. Не помнишь? Ну как же! – расстроился Сава. – На всех танцплощадках крутили. Или вот из популярного, ты должен знать: Там где клён шумит, недобром пропах, пристяжной моей волк нырнул под пах!