– Ты что, под землей живешь? – Владимир невольно содрогнулся.
– Говорю ведь – вот мои владения, что ж ты не слушаешь-то меня, царевич? – заворчала «царица». И вдруг вокруг вспыхнул свет – неприятный и мертвенный, как от люминесцентных ламп. Владимир охнул.
Их окружили люди… вернее, когда-то они были людьми. Сейчас, прислоненные к стенам большой полукруглой залы, вокруг стояли трупы. Пронзительно-рыжие волосы спускались на черные продубленные болотной водой плечи, темная кожа натянулась и местами прорвалась на ребрах. Кости коленей и локтей у некоторых выступали из плоти, но у большинства трупов и костей не осталось – их конечности за столетия стали гибкими и пружинистыми. Безгубые провалы ртов, казалось, улыбались. Но самым жутким Владимиру показались глаза.
У некоторых мертвецов они вытекли, и пергаментные черные лица пялили пустые глазницы в пространство. А у других глаза навсегда застыли открытыми, лишенные блеска, мертвые и безумные.
У ближнего мертвеца лопнул живот, и внутренности свисали до колен.
– Это моя свита, – радостно заявила «царица».
Болотные мумии, припомнил Владимир. Саня, друг-историк, рассказывал. Она что же – сумасшедшая? Накопала здесь болотных мумий и устроила себе музей?
С безумцами спорить не рекомендуется, сообразил Владимир. Собрав все силы, он поклонился и пробормотал «исполать вам, люди добрые…» «Царица» одобрительно хмыкнула.
– Царевич, – сказала она. – А теперь смотри, какая я, когда не выхожу на землю!
Платье вместе с сорочкой сползло с ее плеч, обнажая голое, пышное, белое тело, а потом… а потом это тело начало меняться. Кожа слезла, открывая синюшное, разлагающееся мясо, покрытое черными сгустками крови, затем и мясо поползло вниз, стекая по костям, и кости… Владимир смотрел, содрогаясь от омерзения, но не мог отвести взгляда от чудовищного зрелища. В голове было пусто до звона. Мясо и кожа собрались в комок у ног скелета, рассыпающегося в пыль, – и сжались…
В лягушку.
Большую зеленую лягушку.
Владимир выдохнул.
– Что, и такая люба? – проквакала лягушка. Говорить ей было неловко, пасть беспомощно шамкала, но Владимир ее все-таки понял и кивнул головой, не сознавая, что делает. – Хорош, царевич! Не всякий бы на своем стоял. Ну, за то я тебя и награжу. Пойдем, глянь на пленников моих. Кого знакомого увидишь – того и забирай, не держу.
– А как же… я? – промямлил Владимир.
– Погоди с этим, – досадливо отмахнулась лапой лягушка.
Свет в зале мумий погас, и царица-лягушка вывела Владимира в другую залу.
В стене были забранные стеклом или слюдой ниши, и в каждой нише Владимир увидел человека. Девушка в одной рубашке, мужчина в лаптях и косоворотке, люди в старомодной одежде… Некоторые, видимо, томились в плену у царицы-лягушки не один век. Кое-кто явно был мертв, и умер не своей смертью – на головах и на телах виднелись рубленые раны, следы от выстрела. В некоторых нишах лежали младенцы…
За сегодня у Владимира уже не раз и не два голова пошла кругом, так что он даже не удивлялся. Просто смотрел в оба.
– Дедушка!
– Забирай, – властно квакнула лягушка.
– Дядя Паша, – узнал Владимир брата матери. – Игорь, дружище! О, – он присмотрелся к человеку в полицейской – вернее, еще милицейской – форме, – дядя Сергей. Это же наш участковый! И дед Федор…
– Всех знакомых нашел? – лягушка внимательно смотрела на него.
Владимир подумал. Еще присмотрелся.
– Вот это, кажется, наша соседка была, – сказал он, – про нее говорили, что она сама утопилась. А это… да, точно, дед Иван, старый пьяница.
Он сделал еще несколько шагов…
В нишах стояли, вперив неподвижные светлые глаза в пространство, несколько мужчин в форме солдат вермахта.
– А эти сами свою судьбу выбрали, – проквакала царица-лягушка, – неча было ко мне лапы тянуть!
– Про них баба Поля рассказывала, – немеющими губами выговорил Владимир.
– Про что бы хорошее, – лягушка надулась.
За немцами Владимир разглядел еще людей в знакомой форме – наполеоновских войск…
– Кажется, больше знакомых не вижу, – сказал он.
– Тогда этих я тебе отдаю, а остальных – за остальными другие придут, если придут, – квакнула, будто хохотнула лягушка.
Голова закружилась. Сердце заколотилось, и на смену томительному тошнотворному страху и отвращению пришли кураж и веселье.
– А как же я, царица? Ты же выйти за меня обещала, – напомнил Владимир. Губы ему раздирал сумасшедший смех.
Но лягушка была предельно серьезна.
– Пока живи, – сказала она. – А как время придет, я тебя позову, женишок… Колечко-то далеко не прячь.