– Что вы, что вы… Успокойтесь, Господь великодушен. И прощение Его может получить каждый. Ведь Он страдал за всех нас…
Я понял, что сказал что-то не то. Доселе жалкий дурачок вдруг поднялся во весь свой, как оказалось, немалый рост, распрямил широкие плечи, точно за спиной его расправились невидимые крылья, и увидел я, что лицо его необыкновенно красиво, но искажено такой ненавистью и болью, что уже я, ссутулившись и сжавшись, как червяк, осел на краешек лавочки и вжал голову в плечи. Меня вдруг охватила паника, как если бы был окружен скалящейся стаей собак, даже пот выступил на лбу!
– Он страдал не за вас, а за нас! – прогремел он голосом трубным и властным. – Он пришел, чтобы нам указать путь, путь к нашему Отцу, путь в Царствие Отца нашего! Нам, заблудшим, в ком была и есть часть Его!!! А вы – есть зло! Древнее зло, до нас и не знавшие, что есть Свет! Посмотрите вокруг, ваш мир становится прежним, каким он был до нас. В вашем мире больше не осталось святых и праведников, только зло, разврат и власть золота! Все потому, что мы уходим, наш Свет иссякает. Искра Божьего Света, заложенная в нас, тянет обратно, и я последний непрощенный! Но я больше не хочу быть в аду, я хочу к Свету, я хочу домой, я хочу к тебе, Господи!...
Прокричав это, незнакомец сдулся и, упав на колени, вдруг начал биться головой о тротуарную плитку, бормоча какие-то обрывки молитв вперемешку со странными нечленораздельным фразами.
Это было уже чересчур. Я кинулся прочь, пока этот сумасшедший не бросился на меня с кулаками.
Прямо навстречу отец Георгий вел ко мне Дашку, и я сходу выпалил ему все свое возмущение: почему в Храме Божьем находятся психически нездоровые и опасные для прихожан личности?! Что было бы, если бы этот псих напал на меня или, упаси Бог, на детей? Надо было срочно звонить в милицию, чтоб упрятали этого полоумного подальше! Оставив Дашу в храме, мы вместе с Отцом Георгием поспешили во дворик, чтобы выставить сумасшедшего, пока тот чего не натворил. Как я понял, отцу Георгию этот тип тоже порядком поднадоел.
Мы нашли его, свернувшегося калачиком под деревянным распятием. Он нас не замечал и не слышал, выглядел подавленным и шептал молитвы, глядя в никуда абсолютно пустыми глазами со слипшимися от слез ресницами. Отец Георгий отправился вызвать наряд милиции, а я на свой страх и риск, остался присмотреть за нарушителем спокойствия. Я стоял в отдалении и смотрел на него, плачущего, жалкого, потерянного, сжавшегося в комок у ног моего Господа, и так он мне вдруг стал мерзок и противен, как жирный мохнатый паук или склизкий змей. Все его мракобесие и богохульство вспыхнуло в моей памяти и обратилось в такую нестерпимую ненависть и злобу, что я взял камень с клумбы и запустил его в гада.
Я никогда не забуду, как он посмотрел на меня тогда. Я так жаждал ответной злобы, а по глазам его понял, что он все понимает и прощает мне. Он прощал мне мой гнев, мою выходку, мою зависть. Я аж весь затрясся, и единственным моим желанием было убить его! Поднять этот самый камень и бить его, бить еще и еще, чтобы кровь его забрызгала мое лицо, руки, чтобы он кричал от боли, чтобы он тоже возненавидел меня, чтобы он не улыбался так! Да! Выбить ему зубы, чтобы стереть эту улыбку...
Резкая боль прожгла сердце, рука моя вдруг ослабела, и все поплыло у меня перед глазами.
Я очнулся уже в больнице. Сердце подвело, как сказали врачи. Чудом выжил. Первым делом я потребовал, чтобы ко мне пустили Дашку. Какая же бледненькая она была, как же испугалась... Я обнял ее и расплакался. Мне стало так страшно, что я мог никогда ее не увидеть больше.
Меня выписали на Пасхальной неделе. Дашка настояла на том, чтобы я достал ей у баб Лиды рецепт, и она сама испекла куличи – как-никак, десять лет скоро, совсем большая. Весь Чистый четверг я наводил в доме порядок, а Дашка хозяйничала на кухне.
– Деда, – крикнула Дашка, – я четыре куличика испеку, ладно? Нам, баб Лиде, теть Варе и тому дяденьке.
– Какому? – выглянул из комнаты я.
– Тому, который тебя спас тогда, когда ты не дышал, – отвечала она. – Я видела из окна, как ты сначала в него что-то кинул, а потом ты упал, а он подбежал к тебе и руки тебе на сердце положил, как в том фильме, про скорую помощь, помнишь?
Я опустился на диван. Дашка еще что-то говорила мне, но я не слушал ее. Мне тогда ведь врачи сказали, что кто-то мое сердце запустил, кто-то уже что-то сделал до них, синяки были на груди... А я не верил, думал Бог помог, чудо, Отец Георгий скорую вызвал, я его благодарил...
Я долго не мог решиться зайти в монастырь, чтобы попросить прощения у того человека, которому, как оказалось, был обязан жизнью. А тут подошла Пасха, и я подумал, что лучшего времени и придумать нельзя. Настоятель тепло приветствовал меня, но как-то сник, когда я спросил про того чудака.