– Из внешнего мира! – удивлённо взвыл Пёс. – Вы слышали? Ау-у-у!
– Значит, он не входит в число тех, кто обозначен Соглашением! Выходит, мы имеем право судить человека за все прегрешения его гнусного рода! – взревел Бык. – За всё, за всех наших замученных братьев и сестёр! Он должен ответить за грехи своего вида!
Продолжая усиленно красить свою морду, Свинья воспользовалась короткой паузой, чтобы вставить свою фразу:
– Хрю, хрю, хочешь меня?
– Я не понимаю, в чём вы меня обвиняете, – не обращая внимания на Свинью, с трудом выдавил из себя журналист, – я ни в чём не виноват …
– Ты ел мясо, всю жизнь ел мясо! И чавкал от удовольствия! Ел плоть моих братьев и сестёр! – заревел Бык с такой силой, что зазвенела вся посуда на столе.
– Нам удалось доказать свою разумность только здесь, – вставил Пёс, – а люди даже у нас продолжают есть мясо, правда, пока привозное.
Кузькину нечего было сказать, и он сжался ещё больше, пытаясь спрятаться за стоявшей на столе посудой.
– Выпьем, – предложила спокойно Свинья.
Звери разлили по стаканам самогон.
– Без человека! – опять взревел вечно недовольный и крайне агрессивно настроенный Бык.
– Без него! – в один голос поддержали авторитета Пёс и Свинья.
Журналист судорожно и разочарованно сглотнул. Спиртное, как никогда в жизни, сейчас было ему очень необходимо.
Не обращая внимания на человека, разумные животные опорожнили свои стаканы.
– Пьют в деревнях, – задумчиво протянул Пёс.
– А в нашей – особенно, – проворчал Бык.
– От радиации спасает, – с умным видом, на миг перестав краситься, изрекла Свинья.
– Договор у нас такой, – пояснил Пёс, – днём люди от радиации лечатся, а ночью мы. Чтобы, так сказать, не пересекаться. Да к тому же, мало ли кто может днём в деревню понаехать.
– Приходиться весь день обычным поросёнком притворяться, – тяжело вздохнула Свинья.
– А мне собакой. Тяжело, – всхлипнул пёс, – даже бывает, местные забываются. Шарик, лови кость, Шарик, а что это мы гавкать на прохожих перестали… Ох, как тяжело…
– А всё вы люди во всём виноваты, – опять заворчал Бык.
– Но больше других – военные, – внесла поправку Свинья.
– Взорвали что-то, не подумавши, вот мы и мутировали немного, – показал острые клыки в ухмылке Пёс.
– Но… – попытался оправдать себя журналист, и ему, как и в обычной жизни, опять не дали слова. Свинья почесала бок о край стола, отчего от шкуры отвалился большой кусок прилипшего навоза, а затем подвинулась поближе к Илье Васильевичу.
– Я что-то не расслышала ответ. Так ты хочешь меня или нет, хрю? – томно захрюкала она. Игривая агрессивность или, может быть, агрессивная игривость Свиньи резко возрастала с каждым новым выпитым стаканом крепкого хмельного напитка. Кузькин постарался отодвинуться подальше от теряющего над собой контроль животного.
– Да что с ним говорить, – опять не выдержал Бык. – Поступим с ним, как они всё время поступали с нами. Смерть ему! Без суда! Ведь на бойню приговаривают без решения суда. Я здесь судья и моё решение: виновен! В злодействах, описать которые не хватит всей бумаги: виновен! Приговор: смерть!
– Вставай, человек, – зарычал Пёс, – пошли! Сначала посидишь, как я, на цепи, а под утро мы тебя зарежем!
– Вот это правильно! – стукнул одобрительно по столу копытом Бык.
– Хрю, хрю! Меня всё устраивает, – радостно захрюкала Свинья, – теперь он никуда не денется. Но прежде чем вы его зарежете я его посещу, поиграюсь с ним чуть-чуть…
Низко опустив голову и плечи, Кузькин встал из-за стола и на негнущихся ногах, следом за Псом, покинул суд зверей. Для себя он ещё не решил, кого боится больше – Быка или Свинью.
Стоило журналисту оказаться во дворе, и сразу же Пёс толкнул его в бок лапой:
– Становись на четвереньки!
Едва Илья Васильевич исполнил грозный приказ, как Пёс защёлкнул на его шее ошейник. А затем неожиданно, брызгая на лысую голову слюной, нагнулся и торопливо зашептал:
– Там, под левым углом будки лежит ключ от ошейника. Ты легко откроешь замок… А потом беги, беги… Я не смогу остановить Быка, но отвлеку на время их внимание. А ты беги, беги, ведь я тоже люблю… мясо.
Услышав слова Пса, журналист едва не закричал от радости, но ему хватило ума сдержать эмоции. Действительно, Пёс оказался из всех зверей самым дружелюбным и всё время за столом пытался уладить миром назревающий конфликт. Как раньше Кузькин не заметил союзника!
Дрожащими пальцами журналист принялся шарить под будкой. Довольно быстро нашёл нужный предмет и мгновенно освободился от оков. Цепь с грохотом, испугавшим царившую ночную тишину, упала на землю. Кузькин распрямился, гордо встав с колен. Его глаза превратились в глаза летучей мыши. Он увидел каждый предмет, пытавшийся спрятаться в ночной тьме, притом очень отчётливо. Неуловимо быстро, как самый опытный ниндзя, журналист пересёк дворик и перевалил через забор.