В сравнении со своими братьями и сестрами по отцу Петр был символом устойчивости и преуспевания. Юлия однажды написала ему, что он напоминает «ваньку-встаньку» — известную каждому ребенку в России игрушку, представляющую собой деревянную куклу со свинцовым грузом в нижней части, которая, сколько бы раз ее ни опрокидывали, неизменно возвращается в вертикальное положение [13]. Юлия замечала, что Петр обладает удивительной способностью преодолевать трудности, не теряя твердости духа. Задолго до того, как ему исполнилось тридцать лет, он уже оказывал материальную поддержку многим членам семьи.
23 ноября 1899 года Петр женился на Нине Александровне Бобрищевой-Пушкиной, происходившей из видного петербургского семейства. Поначалу они жили в Санкт-Петербурге, но лишь до того, как в следующем году он окончил (с отличием) Горный институт. Нина Александровна готовилась к дальнему путешествию, зная, что выпускники, получавшие, как ее муж, в период студенчества государственные стипендии, были обязаны принимать соответствующие правительственные назначения.
НА ДОБЫЧЕ УГЛЯ В ДОНБАССЕ
В 1901 году Петр Пальчинский получил правительственное задание, согласно которому ему предписывалось заняться изучением падения добычи угля в Донецком бассейне на Украине. Недостаточная поставка угля угрожала продолжению роста российской промышленности после десятилетия ее наиболее интенсивного за всю историю страны развития. Уголь имел решающее значение для наращивания промышленной и военной мощи России в те годы напряженной конкуренции между европейскими державами. Донецкий же бассейн давал в 1900 году почти 70 % общей добычи угля в России.
Будучи самым юным из членов исследовательской комиссии, направленной в Донбасс из Санкт-Петербурга, Пальчинский получил наименее престижное задание — разобраться в «рабочем вопросе», в то время как остальные члены комиссии изучали технику разработки угля. В качестве первого скромного шага он попытался собрать сведения о количестве рабочих и шахт в бассейне. К его удивлению, оказалось, что владельцы шахт знали о своих рабочих крайне мало, не имея даже данных ни об их общем количестве, ни о том, сколько человеко-дней отрабатывается за год на каждой шахте [14]. Как выяснилось, не интересовали их и условия жизни рабочих. Пальчинский решил собрать свои собственные статистические данные. По мере их сбора он понял, что эти данные совершенно необходимы, чтобы получить представление о рабочих и производительности труда. Именно тогда у него сложился один из принципов всей его будущей деятельности, который можно сформулировать следующим образом: невозможно разработать обоснованную стратегию промышленного развития, не имея исчерпывающих и достоверных статистических данных.
Пальчинский вдохновенно трудился более двух лет, собирая огромное количество информации, которая включала даже архитектурные чертежи жилья рабочих, фотографии (они и по сей день находятся в его архиве) и карты плотности населения и густоты транспортных сетей. На шахте «Макарьевская» он обнаружил бараки, где одна комната служила местом ночлега для шестидесяти восьми шахтеров, спавших на дощатых кроватях, которые стояли вплотную одна к другой длинными рядами по двадцать штук и более. Единственный способ, каким рабочий мог разместиться в своей кровати, не переползая при этом по телам товарищей, состоял в том, чтобы встать в ногах кровати и затем «расползтись» по ее длине. На шахте «Горловка» его глазам предстала сходная картина — сорок рабочих на комнату. В обоих случаях бараки были построены владельцами шахт из кирпича и снаружи выглядели вполне солидно. Впрочем, они и в самом деле были куда лучше землянок, каковые были обычным жильем шахтеров лишь несколькими годами раньше. Пальчинский делал подробные зарисовки бараков, с указанием местоположения каждой кровати, отопительной печи и санузла (как правило, представлявшего собой примитивную уборную во дворе). Что касалось семейных рабочих, то, как он выяснил, их жилищные условия подчинялись иному стандарту: они жили по четыре-шесть семей на один дом, в котором каждая семья занимала одну комнату. Зачастую это были дома с земляным полом и без туалета [15].
До Пальчинского никто никогда не собирал такого рода данных о жилищных условиях рабочих Донбасса. Дополнив свои отчеты изящными итоговыми таблицами и рисунками, он отослал их в Санкт-Петербург без какого бы то ни было политического комментария. Поначалу министр финансов В. И. Ковалевский и чиновники из Министерства торговли и промышленности по достоинству оценили важность его работы и даже высказались за то, чтобы подобные исследования предпринимались и в других отраслях промышленности. Постепенно, однако, до их сознания стало доходить политическое значение отчетов Пальчинского. В 1906 году он послал в «Горный журнал» для публикации свою рукопись, в которой сообщал, что даже в наилучшем варианте жилищных условий шахтеров Донбасса — отдельный дом на одну семью, — у подавляющего большинства этих домов (16400 из 20000) либо пол, либо крыша, либо и то, и другое — земляные, и это создает в них нездоровую обстановку, особенно в зимнее время [16]. Среди начальников Пальчинского поднялся большой шум, когда им стало известно содержание его статьи, и в результате он был уволен из исследовательской комиссии. Вдобавок к этому, по причинам, речь о которых пойдет ниже, Пальчинский был в административном порядке сослан в Сибирь; тем не менее, ему все же было разрешено продолжать работать в качестве консультанта по разработке полезных ископаемых.
Настроенный на радикальный лад своими впечатлениями от Донбасса, Пальчинский поначалу увлекся анархистскими взглядами Петра Кропоткина (1842–1921) — русского революционера аристократического происхождения, из-под чьего пера в конце девятнадцатого и в начале двадцатого столетий выходили пользовавшиеся большим влиянием книги, в которых шла речь о возможности нового общественного устройства, свободного от эксплуатации и угнетения [17]. Анархизм Кропоткина был более умеренным по сравнению с тем, которого придерживался Михаил Бакунин (1814–1876). Вместо призывов к насилию, Кропоткин говорил о «взаимной помощи» и о том благоденствии, которое наступит для цивилизации, если она реорганизуется на основе самоуправляющихся объединений сельскохозяйственных и промышленных производителей, работающих в мире и сотрудничестве друг с другом. В обществе, устроенном таким образом, будут сочетаться умственный и физический труд, а также положительные стороны городской и сельской жизни.
Трудно сказать, что именно значил анархизм для Пальчинского, по-видимому, мало интересовавшегося политической теорией как таковой.
Ему была явно не по душе эксплуатация, которую он наблюдал в капиталистическом обществе, и он часто говорил о преимуществах совместного владения землей и сотрудничества всех членов общества. В своих многочисленных сочинениях, однако, он сосредоточивался большей частью на практических вопросах. И все же, читая эти сочинения, нельзя не заметить в них целого ряда разбросанных тут и там излюбленных выражении Кропоткина — таких, как «удовлетворение потребностей людей с минимально возможной затратой энергии» и «интеграция труда».
Наиболее привлекательной для Пальчинского чертой учения Кропоткина было, по-видимому, отношение последнего к технике. Пальчинский признавал, что созданное Кропоткиным учение утопично, однако его вдохновляло то, что, в противоположность многим утопистам, Кропоткин считал технику скорее другом, нежели врагом [18]. По мнению Кропоткина, промышленная революция восемнадцатого-девятнадцатого столетий была жестоким заблуждением в истории цивилизации — кратковременной фазой, в ходе которой совместной деятельностью финансового капитала и паровой техники был создан деспотический общественный порядок, основанный на централизованной фабричной системе с разделением труда и проистекающими отсюда классовыми противоречиями. Однако Кропоткин был убежден, что в недалеком будущем новые технологии — такие, как электричество и телефонная связь — приведут к возникновению принципиально новых форм труда в сельском хозяйстве и промышленности. Преимущества небольших кооперативов, рассредоточенных повсюду, станут очевидны. Будущее общество виделось ему гетерогенной структурой, сочетающей небольшое число крупных с множеством автономных мелких предприятий.