Нестор молчал. И хмуро сверлил взглядом хозяйку дома. Соломия, будто почувствовав этот его взгляд, вновь вскинула голову. Посмотрела прямо в глаза Нестора. Поджала губы. Хмыкнула.
– Нечего глядеть. Не станет с ней ничего плохого. Игла и нить ее не отяготят. И не твое дело в это мешаться. Сам знаешь: не нам выбирать.
Нестор нахмурился еще больше. Но так и продолжал молчать. Инга же даже нервничать стала отчего-то, не совсем понимая: о чем именно они говорят. Против он или не против? И хочет ли она сама заниматься чем-то подобным?
– Не стой, дите, – уже ее одернула Соломия. – Бери иголку и иди сюда. Глупое это занятие, просто смотреть. Пора уже приложить свою руку.
И Инга послушалась. У нее так и не появилась какого-то логичного обоснования для того, чтобы последовать указу хозяйки. Ну, разве что из вежливости, в благодарность за то, что ее в этом доме столько терпели. Однако и логичных же доводов для отрицания так же не имелось. А уходить не хотелось. Что-то внутри противилось такому выбору. Да и Нестор не возражал, вроде бы. Вслух, во всяком случае.
Так что она подошла ко всему этому «снаряжению» и, слабо представляя, что и как делать, взяла все в охапку. А потом подсела к Соломии.
Но, несмотря на понукание и некоторое насмешливое подтрунивание со стороны хозяйки, Инга не принялась тут же вышивать. Да она в принципе не знала, как именно это делать! Не просто заправить нить в иглу и проколоть ткань, а конкретно создавать такие узоры, как это делала Соломия, причем, не сверяясь и не рисуя никаких схем. Все эти недели, наблюдая, она даже не пыталась запомнить и понять, как Соломия это делает. Инга просто наслаждалась наблюдением за процессом.
Так что сейчас она только попыталась хоть что-то перенести на полотно. Правда, результат оказался ожидаем: первая попытка, как и несколько последующих, не увенчались успехом, хоть Инга и прилагала усилия, чтобы повторить все, что сейчас делала хозяйка. Не более удачными оказались и вторая, и третья попытки.
Однако это не отбило у нее желания приходить к Соломии в гости. Да и сама хозяйка, на самом деле, не особо рьяно настаивала. И пусть вышивать Инга теперь старалась регулярно, Соломия только посмеивалась над простыми и довольно косыми стежками. Узорами это назвать даже Нестор не решался, хоть и было видно, что он очень опасался, чтобы ее не обидеть, если Инга интересовалась его мнением о своей вышивке.
Разумеется, они жили не только этими походами к Соломии. А то, что она именно живет, Инга ощущала очень ярко и сильно, остро переживая каждую минуту дней и ночей, наслаждаясь холодным и кристальным воздухом, гуляя по их двору, касаясь коры мощных деревьев, ловя снежинки первого снега.
Они с Несторам побывали в гостях у родителей Инги. Этот визит был достаточно коротким. Учитывая все нюансы, Инга решила, что не стоит рисковать и растягивать пребывание, ограничились одним днем. Но и так, она перед этим трижды звонила родителям тайком от любимого и старалась их «подготовить» к тому, что человек, с которым ей так хорошо, не особо общителен, а также не очень быстро сходится с людьми. И не совсем разговорчив. В общем, составила довольно подробный план: что им делать и как себя вести. Родители, к счастью, не спорили и пообещали, что с уважением отнесутся к тому, кто определенно сделал их дочь гораздо более спокойной и счастливой. Нестор, кажется, был в курсе ее подготовки, несмотря на все попытки это скрыть, но акцента не делал и ничего не спрашивал.
В целом знакомство прошло неплохо, как ей показалось. Нет, конечно, ее родители и Нестор не стали моментально лучшими друзьями. Они были взаимно вежливы, и Инге этого пока хватило. А еще, именно во время этой поездки с ней впервые случилось то, чего, похоже, и опасался Нестор, недовольно хмурившись недавно на желание Соломии обучать ее вышивке. Инге захотелось вышивать.
Нет. Не так.
Ее буквально обуяла невыносимая потребность схватить в руки иголку с ниткой. Красной, толстой, ворсистой, шерстяной. Подобной той, которая и сейчас оплетала запястье Инги узелками. Это желание овладело ею с такой невыносимой силой, что даже в глазах на мгновение потемнело, заставив Ингу прервать разговор с матерью. И не пробивались в сознание обеспокоенные вопросы, не улавливался их смысл.
Она видела перед глазами узор. До мельчайшего стежка. Знала его. Чувствовала. Понимала, что он необходим ее родителям, что принесет в их жизнь облегчение, покой, убережет. И она должна была немедленно начать, чтобы дать выход этому ощущению потребности, распирающему ее изнутри.
У Инги даже руки задрожали от этой необходимости. И никаких сомнений в том, получится ли, не возникло. Вот только с реализацией предвиделась проблема – Инга ничего из необходимого не брала с собой. Ей даже в голову не приходило, что может случиться нечто подобное.
Зато, похоже, об этом подумал и догадывался Нестор. Это стало очевидно, когда Инга увидела, как он (до этого просто сидевший рядом, следя за ее общением с родителями), после недолгого и внимательного взгляда на нее, поднялся и ушел в коридор, где стояла их сумка. А буквально через несколько мгновений вернулся с пакетом, который аккуратно вложил в ее подрагивающие руки. Там имелись и нити, и иголки, и ткань.
От нахлынувшего облегчения, вздох Инги вышел излишне громким, почти похожим на всхлип. Что обеспокоило родителей, не вполне понимающих, что с ней происходит.
– Инга, что такое? Все нормально? Может устала, приляжешь?
Мама немного наклонилась и коснулась ее плеча. Было видно, что она растерянна.
– Нет, мам, все хорошо, – благодарно улыбнувшись любимому, Инга с удовольствием, которое впервые испытала от ощущения нити в руках, начала разматывать моток. – Хочу вам подарок сделать. – Стежок лег на удивление гладко и ровно.
– Я даже не представляла, что ты вышивкой увлеклась, – заметила мать с настоящим удивлением.
Поскольку Инга не знала, что ответить, просто улыбнулась. А Нестор почему-то сел рядом с ней, прямо на пол, так, что касался своим плечом ее колена. Словно давал ей поддержку. И это не было лишним.
Инга не испытывала растерянности от случившегося. Точнее, эта эмоция как-то затерялась, затерлась необходимостью укладывать нить по полотну. Затушевалось неожиданным пониманием какой-то глубинной сущности страха и слабости своих родителей, о котором она даже не думала ранее, осознанием, насколько они истощенны всем, случившемся с их единственной дочерью. Она вышивала стежок за стежком, создавая оберег, и вместе с этим, как-то веху за вехой принимала происходящее: этот нежданный порыв, понимание ранее бессмысленных намеков Соломии, которые Нестор раскусил сразу, похоже, ее неожиданную одержимость вышивкой.
«Не в нашей воле выбирать». Теперь Инга знала, что имела в виду старая Соломия. Это знание пришло сразу и полным, охватило, пропитало ее. И не нужны были схемы и рисунки вышивок. Она теперь знала, что не бывает двух одинаковых узоров, как нет двух одинаковых людей. И настолько, насколько различны их беды и горести, с которыми они будут встречаться Инге на пути, настолько же будут разниться узоры, которые она сделает для них. Иногда без всякой просьбы. Просто потому, что это отныне часть ее самой. Не то сила, неведомая ранее, не то просто глубже, нежели у других, знание.
А еще пришло более полное понимание любимого. Всего того, что стояло за его давним скупым объяснением: «я мольфар». Да уж, такого не объяснить человеческим языком. Не разложить по полочкам для того, кто никогда даже отдаленно не представит, что значит обладание подобной силой. В какой-то степени Инге даже стало страшно. Но теплое плечо Нестора, и правда, поддерживало и ободряло. Он знал. Все. Очень точно. И это придавало уверенности. Словно еще больше связывая их.
Она вышила небольшую салфетку за пару часов и подарила ее родителям. Странное состояние, больше похожее на помешательство или одержимость, покинуло Ингу с последним стежком, оставив после себя опустошенность и невероятную усталость, что послужило неплохим оправданием для скорого отъезда. Инге хотелось, как можно скорее попасть домой, в их спальню, где стены были оббиты деревом и так сильно грела печь, сооруженная Нестором собственноручно. Несмотря на всю любовь, которую испытывала к родным, она нуждалась сейчас в уединении, в тени гор за окном и полной тишине объятий Нестора. Будто вся ее энергия и все силы остались в небольшом кусочке полотна с красными шерстяными стежками.