А с дорогами нужно что-то делать. Тут ведь дело даже не в моём удобстве. Дороги — артерии экономики. Если переживу нашествие своих недругов, обязательно начну их строительство по римскому образцу. Там ведь ничего сложного нет. Трудоёмко, долго, недёшево, да. Но зато построенные римлянами дороги уже тысячу лет служат! Мне бы для начала такими дорогами с Москвой оба Новгорода, Смоленск и Тулу соединить, почтовые станции с постоялыми дворами на расстоянии дневного перехода поставить, сменными лошадьми для курьеров озаботится.
Мечты, мечты! Мне уже впору, по примеру Василия Шуйского, царские драгоценности распродавать скоро придётся. Обнищал совсем.
К вечеру солнце скрылось, нырнув в плотную завесу из облаков. С неба посыпал мокрый снег, размазываясь влагой по лицу, начал подниматься ветер.
— Погода портится, государь, — подъехал ко мне Ефим. — Но ты не сомневайся, царь-батюшка, деревенька, что Дмитрий Михайлович для нас на постой определил, уже недалече.
— Хорошо, коли так. Надоела эта слякоть!
— Нужно было в Москве оставаться, — не замедлил с упрёком Тараско. — С Вором мы, Фёдор Иванович, и без тебя бы управились. А ты бы за столицей лучше последил.
— Это зачем же? — тряхнул я головой, стряхивая с шапки снег.
— Ну, как же? — удивился мой друг. — За кем Москва, тот и правит.
— Правит тот, за кем войско, — не согласился я. — Помогла мне та Москва, когда войско под руку Отрепьева переметнулось? А был бы я сам с войском, может и сумел бы измену пресечь. Вон Васька Шуйский, — продолжил я, шмыгая носом, — когда сам войско возглавил, смог Болотникова одолеть, а стоило на других воевод положится, и где он теперь, тот Васька? В аду кости греет. Вот и я, лучше уж здесь с войском побуду. Даже если москвичи мне изменят, с войском всегда есть надежда столицу обратно вернуть. Изменят служивые и всё. Можно опять на чужбину без оглядки бежать. Только в этот раз навсегда.
— Да как же то может быть, государь! Батюшка измены не допустит!
Я оглянулся назад, смерил насмешливым взглядом одного из рынд.
Ну, надо же, заговорил! А то с самой Москвы, кроме «будь здрав, государь» от Бориса Грязнова ничего и слышно не было. Только держится сзади как приклеенный и в спину дышит. И что характерно, даже Никифор между нами не лезет. Видимо, перед отъездом из Москвы, успел со всесильным Слугой государевым пообщаться. Василий Грязной, при желании, умеет очень убедительным быть.
В принципе, против дополнительного охранника я и сам был не против. Понятно же, что случись что, внук бывшего опричника, не раздумывая, за меня жизнь отдаст. Но само постоянное присутствие хмурого, немногословного жильца немного раздражало.
— Государь, — не дал мне ответить Никифор, с тревогой всматриваясь в снежную завесу. — Вроде дозор возвращается.
— Где?
—.Да вон, прямо через поле ломятся!
К нам подъехал десяток всадников из отряда Подопригры, расступились, пропуская вперёд смертельно уставшего, с торчащим из плеча обломком стрелы молодого воина в видавшим виды тегиляе.
— Так это же Петрушка Колупаев, государь, — во второй раз за этот день соизволил открыть рот Грязной. — Сын боярский из Одоева, — пояснил он мне.
— Государь⁈ — неверяще уставился на меня дворянин. Впрочем, за Грязным привычки шутить явно не водилось, поэтому Колупаев, быстро сориентировавшись, буквально сполз с коня, ухнув коленями в белую жижу. — Спаси, государь! От всех жителей Одоева тебе челом бью!
— Это от кого же я их спасти должен? — невесело усмехнулся я. — От их собственной измены? Да и ты, выходит, руку вора держал.
— Колупаевы тебе завсегда верны были, царь-батюшка, — не вставая с колен, поднял голову воин. — Моего батюшку за это Вор, что царевичем Петром себя величал, велел смерти предать!
— Это правда? — оглянулся я на Грязнова. Раз он здесь самый признанный эксперт по одоевскому дворянству, пусть и докладывает.
— Правда, государь, — подтвердил тот. — Сына боярского Никитку Колупаева самозванный царевич три года назад повелел со стены одоевской крепости сбросить.
— Ну, поднимайся, Пётр Никитич, коли так, — усмехнулся я. Двое рынд, соскочив с коней, помогли подняться раненому. — Что там с Одоевым такого случилось, раз ты со стрелой в плече по окрестностям Тулы скитаешься?
— Ногаи, царь-батюшка. Пять сотен к городу подошло. А у нас добрых воев и сотни не наберётся. Кто к Калуге ушёл, кто на Дон подался. Не выдержать нам доброй осады.