— Пять сотен, — протянул у меня за спиной Никифор. — Видать какой-то бей решил впереди орды со своим отрядом проскочить да вволю пограбить.
— Ну, и пусть грабит! — зло поджал губы Тараско. — Раз жители Вору поклонились, пусть Вор их и защищает. Иным впредь урок будет!
Я тяжело вздохнул, наблюдая как гаснет надежда в глазах гонца. В чём-то, конечно, Тараско прав. Именно на Юге русского государства горячо поддерживали всякого рода самозванцев и воров. Именно они стали той базой, в которой черпали силу эти проходимцы. Но это были мои земли, мои города, мой народ. И ещё у меня были личные счёты с ногаями.
— Найдите мне Подопригору. Хватит ему без дела по лесам шастать!
— Просыпайся, Богдан. Ну, и горазд же ты спать! И не добудишься никак!
— Чего тебе, Ослоп.
— Да Сагайдачный Раду сзывает, — высокий тощий как жердина Остап, за свою худобу и рост получивший от сечевиков меткую кличку «Ослоп», продолжил тормошить товарища. — Хлопцы сказывают, что королевский универсал с призывом на московитов в поход идти, на Сечь привезли. Поднимайся скорее, в шинок сначала забежим. Там Порохня всех товарищам по чарке горилки наливает. Выпьем да пойдём послушаем, что кошевой лыцарству сказать хочет.
При упоминании о горилке Богдан оживился. Пожилой сечевик, кряхтя, поднялся с ложа, нашёл мутным взглядом кадку, припал к ковшу, всасывая в себя тепловатую влагу.
Порохню Богдан уважал. Да и кто на Сечи не слышал об удачливом атамане, отголоски подвигов которого и сюда уже давно долетели? Подняться до царского воеводы, одержать несколько славных побед, встать рядом с правителем огромной страны. И это после неудачного похода в Крым и попадания за рабское весло на галере?
Среди лыцарства очень ценилась удача. Большинство отправлялось на Сечь, втайне мечтая о славе и богатстве. Порохня стал этаким символом, доказывающим, что их мечты реальны. А его отказ, во имя лыцарства, от боярского чина, места рядом с царём и богатого поместья, подняли престиж, вернувшегося на Сечь атамана, на недосягаемую высоту.
Но, кроме всего прочего, Порохня оказался ещё и небывало щедр, угощая, уже который день сечевиков на свой счёт. Вот и Богдан вчера после этакого угощения еле по кровати дополз.
— Ну, пошли, раз на Раду кличат, — решительно тряхнул головой Богдан. — Послушаем, что нам Старши́на скажет.
Запорожская Сечь бурлила. Полупьяные сечевики свирепо кричали, потрясая саблями, грозили друг другу кулаками, палили из пистолей. Богдан бесцеремонно вклинился в бурлящую толпу, выдвинулся в первый ряд.
— О чём ты говоришь, кошевой⁈ — проревел в этот момент Яким Бородавка. — Зачем нам нужен этот поход на Московию? Реестр? Там мы запорожцы низовые. Нам до увеличения реестра дела нет!
— Нам нет, так братья наши в него попадут, — возразил ему Сагайдачный. — Но тут не только о реестре речь идёт. Король большой поход на Московию затеял, а сейм ему на найм войска деньги выделил. Сила великая! И против такой силы московитам нипочём не выстоять! А значит, все, кто примет участие в этом походе, такую добычу взять смогут, что даже с той, что мы в Варне взяли, не сравнится. Мы заберём все богатства московитов, сожжём их дома, возьмём их жён и дочерей. И нет той силы, что сможет нас остановить!
— Правильно батьку, веди нас на московитов!
— Засиделись без дела! Давно в поход пора!
— Иди прочь, Бородавка! Уходи, пёсий сын, пока саблями не посекли!
Присоединился к крикам и Богдан. Пожилому сечевику в последние годы не везло. В знаменитый поход на Варну он не попал, а добыча, взятая в прошлом году в Перекопе, оказалась скудна и быстро закончилась, осев в загребущих лапах шинкаря. Поэтому идея поправить своё благосостояние, хорошенько пощипав северных соседей, нашла в его душе горячий отклик.
— Правильно, товарищи! — одобрительно потряс булавой кошевой атаман. — Значит так и порешим; походу на Московию быть!
— Ты погоди решать, Петро. Дай и другим своё слово лыцарству сказать.
А вот и Порохня. Богдан завистливо вздохнул, рассматривая богатый наряд запорожца. Сафьяновые сапоги, парчовый кафтан подпоясанный широким поясом с золотыми нитками, соболья шапка. Из-за пояса торчала сабля в богатых ножнах и два дорогущих колесцовых пистоля. На Сечи ходили слухи, что те пистоли своему воеводе сам царь на прощание подарил.
— Ну, ты то Порохня — известный сторонник царя московитов. Столько лет ему служил, аки верный пёс! Тебя и слушать теперь незачем!
Но если и хотели сторонники Сагайдачного заткнуть рот Порохне, у них ничего не получилось. Слишком популярен был бывший куренной атаман на Сечи, слишком многих успел перетянуть на свою сторону, угощая в шинке или помогая деньгой.