— Понимаю, — полковник с трудом проглотил застрявший в горле ком. — А если король не утвердит меня наместником в Московии?
— Король надолго застрял под Смоленском, — отмахнулся от возражения Ходкевич. — И если именно я добуду ему московский трон, то Сигизмунду придётся считаться с моим мнением.
— Что потребуется от меня?
— Присоединение Пскова к Великому княжеству Литовскому, война в союзе с нами против Швеции. В общем, я тебе список моих требований напишу, — крутанул пальцами бокал гетман. — Но главное, что в Москве будет сидеть мой человек, а не ставленник Жолкевского.
— Согласен!
Ходкевич припал к бокалу, пряча пренебрежительную ухмылку. Ещё бы Зборовскому не согласиться. Не самое знатное имя в Речи Посполитой. Это при самозванце он стал полковником и воеводой. Максимум, на что пан Александр мог рассчитывать в Польше — это должность Старшего Его Королевского Величества Войска Запорожского, которую когда-то занимал его отец. А тут наместник огромного государства! Это назначение сразу ставило авантюриста практически вровень с магнатами Речи Посполитой. За этакий куш на многое можно согласится!
— Значит, мы теперь идём на Москву? — не смог сдержать своего волнения Зборовский.
— Нет, — покачал головой гетман. — Какой смысл, избежав стояния под Псковом, упереться лбом в стены Москвы? Столицу московитов будет взять даже сложнее. Да и судьба этой страны сейчас решается не там. Нам нужно разгромить Фёдора Годунова. Не будет его и бояре сами распахнут перед нами ворота. Мы пойдём на Калугу, взяв город, отрежем царя от центральных областей Московии и затем, зажав его войско между нами и запорожцами, покончим с ним одним ударом. Ты выступаешь уже завтра, пан Александр. Твоя задача, внезапно ударив, быстро овладеть Можайском. Это единственный город, который мешает нам нанести удар по Калуге.
— Я возьму Можайск, пан гетман, — поднявшись из-за стола, твёрдо пообещал Зборовский. — И буду ждать тебя там.
— Долго ждать меня не придётся. — в свою очередь заверил его тот. — Нам нужно спешить. Кто знает, вдруг Жолкевский всё же уговорит короля и сумеет вырваться из-под Смоленска? Московия слишком мала, чтобы делить её на двоих.
Глава 7
7 апреля 1609 года от рождества Христова по Юлианскому календарю.
— Да, пойми же, Фёдор. Это сейчас у него мало людишек. Сейчас и давить нужно! А после силу набер… — перешедший на крик Подопригора, поперхнулся, по-видимому, наткнувшись на «приветливый» взгляд Грязного, отчётливо засопевшего за моей спиной, на мгновение стушевался, сообразив, что в горячке не назвав «по батюшке», нанёс тем самым моей царской особе довольно серьёзное оскорбление: — Прости, Фёдор Борисович!
Прости. Я то, может, и прощу! Хоть и вжился уже в роль царя Фёдора, к таким мелочам спокойно отношусь. Другое дело — моё окружение. В глазах свиты допускать принижение царского достоинства никак нельзя. Этакий афронт их сплочению вокруг моей персоны никак не способствует. Так что, хорошо ещё, что в шатре кроме моей охраны сейчас нет никого (все бояре за подготовкой войска перед очередным дневным маршем наблюдают). Никифор, хоть у самого Старшего над рындами тоже язык без костей, о происходящем в шатре и сам слова не скажет и своих людишек к тому же приучил, а от Грязного информация разве что к его деду уйдёт. Так Василий Григорьевич и без того Подопригору с давних пор недолюбливает. Будет одним поводом больше, только и всего.
Хотя, горячность Якима тоже можно понять. Парочка захваченных в плен раненых налётчиков бескомпромиссных героев из себя изображать не стали, «охотно» выложив всё, что сами знали. И появление под Брянском старого знакомца, Лисовского, «обрадовало» не только меня, но и Подопригору. Вот только если моя радость была мнимой (мне только крутящегося рядом с войском стервятника, подчистую вырезающего отставшие части и отряды фуражиров, для полного счастья не хватало), то злопамятный воевода обрадовался по-настоящему, рассчитывая, наконец-то, разделаться с давним врагом.
— И где ты собираешься его давить? — демонстративно я покрутил головой по сторонам. — В какую сторону ратных людишек посылать? В этих лесах целую армию спрятать можно; нипочём не найдёшь. А у Лисовского три сотни всадников всего под рукой. Иголку в стоге сена легче будет отыскать!