Здесь я Грязному не врал. Шансы, что Сигизмунд не осмелится убить его внука, были неплохими. И дело тут было вовсе не в ценности польского полковника. На Александр Зборовского королю было наплевать. Не велика персона да и семейство Зборовских не входило в число сторонников королевской власти. Но мучительная, позорная казнь польского полковника и других шляхтичей и осознание того, что и других, по вине короля, в случае попадания в плен ждёт то же самое, популярности среди шляхты Сигизмунду точно не добавит. Здесь и до откровенного бунта и развала войска может докатиться.
— Как Бог даст, — прошептал боярин, прикрыв глаза. — Об Иване Черкасском и Матвее Лызлове слышно что?
— Нет, — покачал я головой. — Они вместе с Зборовский на Крымский брод сунулись. Может в реке утонули, может в огне сгинули, — перед глазами вновь всплыли скорчившиеся, обгорелые тела, наполняя сердце гневом: — Найду тех ляхов, что Москву подожгли, лёгкой смертью не умрут!
Грязной с видимым усилием вновь открыл глаза и выдавил слова:
— Не нужно ляхов искать, государь. Это я приказал Матвею Скородом поджечь.
— Что⁈ — не поверил я было услышанному. И тут же осознал, что старик не врёт. — Но зачем? Ты знаешь сколько народу в том пожаре погибло⁈
— То неслухи погибли, что твой указ в Белый город уйти, не исполнили. Зато тот отряд, что в город вошёл, почти под корень извели. То для твоего войска большая подмога. — Грязной захрипел, давясь слюной, но продолжил выплёвывать слова: — Ты слишком мягок, государь. Через то и тебе, и всему государству большая поруха выйти может. Шуйскую с младенцем пожалел, теперь вокруг ворёнка все твои враги собрались, Мстиславского не казнил, он во главе заговора на Москве встал. Не щади воров, государь. Всех их нужно уби…
Потом я ещё долго стоял, не сводя взгляда с потухших глаз старика, закрыл ему веки, сложил руки на груди. Вновь постоял, прощаясь с верным соратником. Целая эпоха ушла вместе с ним. Суровая, кровавая, грозная. Был ли он прав в своём стремлении решать все проблемы кардинальным путём? Не знаю. У мня ещё будет время над этим подумать.
— А на совет не позвали. Словно псов, когда в них надобность пришла, кличут.
Филарет не ответил, хмуро провожая выходящий из королевского шатра полковников. А что тут ответишь? Прав князь Иван Голицын; не в чести они у Сигизмунда с тех самых пор, как того в Смоленске пушками встретили. Совсем не в чести. Вроде и не пленники, а под приглядом держат. Особенно после того, как известие о побеге его брата, Андрея, до короля дошло. И вроде погиб сам Андрей, утонув в Богом забытой речушке, а отношение со стороны польских панов уже не изменилось. Они и раньше то морды при виде московитов-перебежчиков кривили, а теперь самый распоследний шляхтич, что в поход себе даже клячу купить не смог и пешкодралом до Москвы дотопал, через губу разговаривает.
— Небось опаску имеют, что среди нас Годуновский послух есть, — возразил Салтыков, криво улыбнувшись. — Оттого на военный совет и не зовут. Узнает, вор, что король с гетманами задумали да сбежит о том Федьке рассказывать, как князь Андрей сбежал. И поделом ему, Иуде, что в реке утоп!
Филарет поморщился.
Вот зачем? И так в последнее время неладно среди них. Мстиславский с Воротынским всё время грызётся; упрекает, что в неудачный заговор его вовлек, Трубецкой, в Москве вместе со Зборовским сгинул, Голицыны мрачнее тучи ходят и тоже друг с другом постоянно собачатся. А тут ещё Салтыков их по больному бьёт. Вместе держаться нужно, а он разлад вносит. Вон, Иван Голицын уже багроветь начал. Того и гляди, Салтыкову в бороду вцепится.
К счастью, в этот момент, из шатра выглянул королевский референдарий, пан Гонсевский.
— Входите. Король ждёт вас.
В королевском шатре было немноголюдно. Кроме самого короля за походным столом сидели оба великих гетмана: Жолкевский и Ходкевич, отец Барч, вернувшийся к ним Гонсевский и неожидано принявший близко к сердцу гибель племянника великий канцлер литовский, Лев Сапега, увязавшийся за Ходкевичем в поход.
— Здрав будь, твоё королевское величество, — Филарет с силой сжал посох, стараясь не смотреть на стол. Пировали только что паны, а их к объедкам позвали! Словно холопов каких! Большего оскорбления и придумать сложно. Бывший патриарх твёрдо решил, что за стол, как бы не звали, не сядет. Уж лучше в железо сесть или голову на плаху. Всё меньше порухи для чести будет. Сзади отвесили королю поклон бояре. — И вам, благородные паны, здравствовать.