— Ну, что, Васька? Помогли тебе твои ляхи?
— Бей! — Косарь разрядил пищаль, привычным движением опустив её к ноге и тут же, развернувшись, изо всех припустил к выходу из острожка. — Не отставай, братцы! Не то порубят, окаянные!
Впрочем, подгонять стрельцов было совсем не нужно. Рядом хрипло задышали сослуживцы, усиленно втаптывая в землю придорожную пыль. За спиной рявкнули разрывами гранаты, задорно взревели копейщики с мечниками. Долго заслону не продержаться, ляхи сквозь проломы густо лезут, но время своих стрельцов увести, ему выгадают. Не успеют вражьи вои им в спины пальнуть. Не должны успеть.
Торжествующий рёв врагов, подталкивает в спину, заставляет бежать ещё быстрее, из последних сил. Ворвались таки, супостаты! В острожке сеча идёт. Ещё немного, и посекут последних защитников. Их там совсем немного осталось. А тогда…
Но Косарь со своей сотней уже вбегает в распахнутые ворота очередной крепостцы, черпает ковшом из заранее приготовленного бочонка, жадно пьёт, чувствуя как растекается по жилам живительная влага. Следом, сплёвывая на бороды сухую слюну вваливаются гренадеры, валятся прямо на вытоптанную траву, прижимая к бокам пустые подсумки.
— Умаялся поди, Федька? — ехидно поинтересовался приятель Косаря, Иван Вересов. Коренастый сотник, уже приладил заряженную пищаль между заострённых кольев частокола, не спуская глаз с оставленного Косарем острога. Рядом тлел небольшой костёр, обложенный со всех сторон лежащими одним концом на углях щепками, стоял прислонённый к стене бердыш — Так отдохни покуда. Теперь наш черёд ворога встречать. Не зевай, ребятушки, — предупредил он изготовившихся к бою стрелков. — Сейчас ратники, кто выжил, к нам побегут. Нужно ляхам прыти поубавить, чтобы сразу следом не лезли.
— Да кому там выжить? — вытер рукавом пот Косарь. — Знали, что на смерть остаются, — истово перекрестился он и, оглянувшись на хватающих ртами воздух воинов, рявкнул, срывая на них клокочущую внутри злость: — Чего встали⁈ Сначала пищали зарядите, а уже потом и отдышаться можно.
Стрельцы потянулись к берендейкам, доставая бумажные патроны, гренадеры поплелись к стоящему в стороне навесу с выложенным под ним припасом ручных гранат.
— Чего ты на них вызверился, Федька? — оглянулся на Косыря Вересов. — Сам же ведаешь, не бросятся ляхи сразу на приступ. Пушки свои сначала притащат да стену нам порушить попытаются. Эх! Всех посекли! Никто не утёк! — отвернулся сотник от павшей крепостцы. — Царствие им небесное!
— Того и злюсь, что много ратных людишек по острожкам лежать осталось. Да и стрельцов больше половины рядом легло. Вместе с головой и другими сотниками. Один я теперь на три оставшиеся сотни начальный человек. Нам бы в помощь хотя бы один из стрелковых полков Кривоноса, что в Белом городе супротив Ходкевича стоят. Тогда, может, и сдюжили бы. А так, слишком много их. Ещё и пушки эти треклятые! А нам деваться теперича некуда. Здесь не устоим, в реку сбросят.
— Царь-батюшка держаться велел, — прогудел в бороду седобородый стрелец, стоящий рядом с Вересовым. — Будет, мол, подмога. И у нас тоже пушка есть. Только заряд в ней картечный, не ядро.
— И на кремлёвской стене пушки стоят, — поддержали его. — Не дадут ворогу спуску. Государь с колокольни всё видит!
Все оглянулись, уставились, задрав головы, в упирающийся в небо купол. То, что, дескать, государь всё видит, было главным лейтмотивом, звучащим из уст ратников на протяжении всего сражения. А как ещё объяснить ту слаженность во взаимодействии отдельных отрядов держащих оборону в разных частях Замоскворечья?
Замоскворечье в это время состояло их десятков слобод и селений, разщбросанных среди полей, садов и болот. Всё это строилось как попало, по мере надобности, периодически к тому же сгорая в пожарах и перестраиваясь. Поэтому и выстроить здесь единую, монолитную линию укреплений, было невозможно. Вот, царь-батюшка, узнав о выступившей от Смоленска к Москве армии Сигизмунда, и повелел построить целую сеть деревянных укреплений и засек, сменяющих друг друга на пути к центру города. А между ними в переплетении садов, строений и огородов, курсировали отряды поместной конницы, которые, пользуясь знанием местности, не только внезапными наскоками громили польские хоругви, решившие обойти острожки с тыла, но и сами, неожиданно появляясь во вражеском тылу, наносили болезненные удары штурмующим.
Косарь сам дважды видел, как на атакующих острожек поляков неожиданно вылетали из переулка всадники, сходу засыпав их десятками стрел и, порубив часть оторопевших воинов, быстро убирались прочь. А однажды, прискакавший на взмыленном коне вестовой, передал приказ от воеводы немедленно оставить очередное укрепление, предупредив о грозящем окружении.