— Это бесчестно! — поддержал его Бартоломей Новодворский, гордо вскинув голову. — Взяв в плен шляхтича, не нужно заковывать его в кандалы. Достаточно взять слово, что он не сбежит! Именно так в Европе, согласно рыцарским обычаям, принято. Хотя… — польский полковник замешкался, подыскивая слово.
— Азиаты, — охотно подсказал ему я. — Ты прав, полковник. Азиаты мы и есть. Что с нас взять? По своим варварским обычаям с пленными и поступаем. Тут как раз всё понятно. Мне не понятно другое, ясновельможный пан, — поудобней устроился я на троне. — Вы то в отличие от нас, диких московитов, люди просвещённые и рыцарским обычаям не чуждые. А тут до меня слухи дошли, что Сигизмунд в Звенигороде опять моих воинских людишек в железо заковал да в поруб сунул.
— Так-то другое.
Новодворский, смутившись, оглянулся назад на остальных шляхтичей. Те возмущённо загудели, соглашаясь с полковником. Конечно, другое. Разве можно сравнивать благородных панов с какими-то московитами? Даже думать о том невместно!
Я лишь мысленно усмехнулся, пряча злорадство за маской равнодушия. Придётся задуматься. Потому как, если не хотите по-хорошему, будем по-плохому объяснять. И ваше отношение к своему восточному соседу, к вам же бумерангом возвратится.
— Может и другое, — не стал спорить я. — А только я, вашего короля уже давно предупредил, что как вы с нашими пленными обращаться будете, так и мы с вашими поступать станем. О том, пан канцлер, ты Сигизмунду и передай.
Ну, вот. Ещё одну проблемку своему царственному брату подкинул. Промолчать об увиденном Сапега не сможет. Ему этого здешние сидельцы потом нипочём не простят. Они ведь сейчас именно в нём надежду на перемену в своей участи видят. А известие, что из-за дурости короля, к ними в плену хуже, чем к собакам относятся, шляхте совсем не понравится. И сплочению польско-литовского войска это точно не поспособствует.
— Я доложу королю и содержание пленных будет улучшено, — твёрдо заявил литовский канцлер. — Прошу немедленно расковать этих панов и… дать им наконец умыться!
— Э нет, — не согласился с ним я. — Не мы это начали, не нам первым и заканчивать. Вот как дойдёт до меня весть, что вы моих людишек расковали, так и с ваших немедленно оковы снимем. Иначе никак!
— Раскуйте хотя бы пана референдария, — сделал ещё одну попытку литвин, кивнув в сторону Гонсевского. — Разве не видите; он ранен.
— Так и у вас раненых в железа одевают. Вон, Михайла Татищев через то железо и умер.
— Но мы не заковывали вашего большого воеводу! Как там его звали, — задумался Сапега.
— Правильно, не заковывали, — признал я этот довод. — Потому как князь Пожарский над всем войском начальным человеком был. Вот и мы, когда гетмана Жолкевского изловим, тоже к нему со всем уважением отнесёмся. Ладно, — вздохнул я, заканчивая препирательства. — Отведите пленных обратно в темницу. А тебе ясновельможный пан в обратную дорогу пора. Или, если хочешь, оставайся погостить. Завтра поутру на казни моих бояр-изменников поприсутствуешь. Эх! Жалко Филарета среди них не оказалось.
Остаться погостить, Сапега, почему-то, отказался.
Седоусый литвин захрипел, вытаращив глаза, начал сползать с седла, обливаясь кровью, но Колтовский уже скакал дальше, выискивая себе очередную жертву. Сердце псковского воеводы пело, вскипая от отчаянной радости, добрый конь, чувствуя настроение хозяина, рвался вперёд, догоняя удирающих врагов.
— Бежите⁈ Бегите, вражьи дети! — засмеялся Иван, рубанув окровавленным клинком по сгорбленной спине сжавшегося латника. — Некуда вам бежать! Все здесь поляжете.
Колтовский врагам не врал. Куда тут бежать, когда с Юга со стороны леска и с Запада новгородские ратники наступают, а с Севера он с псковичами всей силой ударил? На Восток? Так там топь, болото непролазное. Туда даже местные не шибко суются.
А в бой литвинам идти? Так мало их! Колтовский довольно усмехнулся, вспомнив, как осаждающие целых два месяца, стараясь обмануть, изо всех сил старались сохранить иллюзию, что под городом всё литовское войско стоит. Целое поле своими шатрами заставили, множество костров по ночам жгли, конные отряды вокруг города туда-сюда курсировали. И невдомёк им было, что он уже на следующий день об уходе полка Зборовского узнал. А самого гетмана здесь и вовсе не было. Не захотел Ходкевич, подобно Баторию, у псковских стен месяцами сидеть.
Будь на то его воля, давно бы уже оставшихся под городом вражин перебил, даже помощи новгородцев не дожидаясь. Не так уж и много их. Вот только государь тихо до поры велел сидеть. Пусть, мол, ляхи подальше на Восток уйдут да под Москвой увязнут. Вот тогда они вместе с новгородским воеводой князем Андреем Куракиным в сторону Смоленска и должны ударить, отсекая вражьему войску обратную дорогу.