— Государь! — прервал мои размышления Куракин, стараясь переорать голосящую толпу. — Гонец прискакал. Войско к Туле подходит!
— Какое войско? — не понял я. — Откуда здесь войско могло взяться?
— Гонец сказывает, донцы.
Дверь протяжно проскрипела, обдав вошедших терпким смрадом подгоревшего сала с луком, дешёвой сивухи и потом давно не мытых тел. Казимир окинул взглядом помещение, привычно оценивая силы и численность возможного противника, прислушался в беспорядочный рёв, пытающийся сложиться в песню и скривил губы в презрительной ухмылке.
Сброд, а не воины. И доспеха доброго нет, и вооружены погано. Дозора возле корчмы опять же никакого нет. По всему видать, бывшие холопы, откликнувшиеся на призыв быховского коштеляна дать вооружённый отпор обнаглевшей татарве. Только где та татарва? Уж точно здесь на полпути из Рославля в Мстиславль басурман не сыщешь. Они по слухам к Орше ушли, а это добрых двести вёрст будет. Для безлошадных, не близкий путь. Зато отсюда с татарами и воевать безопаснее. Вот хлопы и воюют. Назвали себя казаками, вольготно расположились в местной корчме и пропивают всё, что удалось по окрестным деревенькам награбить.
Вот только много их. Два десятка, пусть неумелых и успевших напиться воинов, для семерых (это если и полковника считать) довольно многовато будет. Одолеть, не одолеют, но кровь пустить могут.
Рука привычно легла на рукоять пистоля. Зря они всё же в эту корчму заехали. Нужно было и дальше до самого Киевского воеводства лесами добираться. Вот только он уже десять лет, со времён службы у валашского господаря Михая Храброго, пахоликом (оруженосцем) при пане Александре состоит. Знает, что когда полковник скалиться начинает, со своими советами к нему не стоит лезть. Пусть лучше кто-нибудь другой свои кишки с земли собирает.
— Что будет угодно, ясновельможному пану? — к литвину подскочил дородный корчмарь, нервно вытирая руки об засаленный кафтан.
— Мяса, — полковник решительно прошествовал к длинному деревянному столу, едва не сбив вжавшегося в стену хозяина, сел на лавку. — И вина принеси. Только не те помои, которыми ты тут всех поишь. Хотя, — пан Александр напоказ вздохнул, продолжая скалится: — Откуда в здешней дыре доброе вино?
Казимир молча сел рядом, стараясь не отсвечивать, переглянулся с остальными воинами.
Ничего тут не поделаешь. Господина с самой Калуги от едва сдерживаемого бешенства корёжит. Всё разгром своего отряда и пропущенный сабельный удар, никак забыть не может. А тут ещё под арест в Калуге, куда его раненого притащил Казимир, едва не попал. Всё же пана Линского во главе гарнизона Ходкевич поставил, а великий литовский гетман тот бунт во время войны со шведами, так и не простил; помнит, кто там одним из главных зачинщиков был. Хорошо, что у коштеляна хватило совести не отправлять раненого под стражей к гетману, а к моменту выздоровления полковника, к городу Жеребцов подошёл и восстание началось. Вот, благодаря начавшейся неразберихе, и удалось из города вырваться.
Вот только с тех пор, их командира не покидает рвущая наружу ярость. Так и скачут теперь, каждое мгновение гадая, на кого его гнев обрушится. И даже вырезанные крестьяне, из попавшихся на пути деревень, не помогли.
Их появление заметили. Полупьяные «казаки» загомонили, оглядываясь в сторону новоприбывших, за одним из столов горячо заспорили, не забывая прикладываться к кружкам, выслали двух гонцов к другому столу, где судя по дорогому, но сильно потрёпанному кафтану и щегольской шапке-рогатовке сидел их командир. Тот внимательно выслушав одного из них, начал подниматься.
— Пан Александр.
Тот кивнул, показав, что услышал предупреждение Казимира и, вырвав из рук корчмаря бутыль, налил себе к кружку.
— Дерьмо! — грохнув кружкой о стол, полковник поднял глаза на подошедшего.
— Совершенно согласен с тобой, ясновельможный пан. То, что продают в этом клоповнике, просто невозможно пить. Я уже подумываю всыпать корчмарю плетей, чтобы понял разницу между благородными шляхтичами и прочим быдлом. Пан Анджей Дворкович, — довольно заметно качнувшись, представился шляхтич.