Михаил Баловнев (среди донских казаков более известный как атаман Баловень) в той, прошлой истории вовремя соскочил, присоединившись после гибели ЛжеДмитрия II к первому ополчению. И уже позже, после воцарения Михаила Романова, высказал желание послужить, отправившись со своими людьми на борьбу с интервентами. Правда, в тот раз это были шведы, а не поляки.
Впрочем, какая разница? Всё равно Баловень до иноземных супостатов так и не добрался, начав увлечённо разорять русские волости: резал людей и скот, грабил православные храмы и монастыри, сжигал города и деревни. Причём всё это вершилось с такой беспощадной жестокостью, что даже, наверное, сам Лисовский мог удалому донскому атаману поаплодировать. Но стоило только казакам начать терпеть поражения от выдвинувшихся для борьбы с мятежниками отрядов Валуева и Лыкова, как Баловень, вспомнив обещанное, вновь выказал готовность помочь царю в войне со шведскими захватчиками. И снова, так и не дойдя до театра военных действий, развернулся на Юг, затеяв в этот раз поход на Москву.
И зачем мне такой союзник? Он ведь сюда с той же целью пришёл; прикрываясь царской грамотой, ещё неразорённые волости вдосталь пограбить.
И что теперь с этим делать?
Попробовать разгромить? Так со мной в Тулу всего полтысячи стремянных прискакало. Для того чтобы отбить подошедший к городу трёхтысячного отряда казаков, за глаза хватит. Особенно если учесть, что Жеребцов, уходя в поход, полсотни стрельцов и сотню городовых казаков для защиты оставил. Да и посадские людишки в стороне не останутся. Хорошо понимают, какими зверствами падение города им грозит.
Но выйти в чистое поле против пятикратно превосходящего по численности казацкого войска? Сдюжим ли?
Двухтысячный отряд стремянных стрельцов, что при самом государе службу несут, отлично экипирован и хорошо обучен. За этим я лично проследил. А в те пять сотен, что постоянно вслед за мной по городам и весям мотаются, ещё и самых лучших из них отбирали. В общем, сила немалая. Вот только и казаки, что вместе с Баловнем к Туле подошли, тоже не пальцем деланные. За годы Смуты не в одной битве побывать успели.
Стрёмно. Даже несмотря на то, что лично я в битву не полезу, всё равно стрёмно. Отборную драгунскую полутысячу без пользы положить; я себе потом такого ни за что не прощу!
Но и отпускать этих мразей тоже нельзя. Они в прошлой истории основательно так сразу несколько (Тверской, Ярославский, Костромской, Пошихонский, Вологодский, Каргопольский) уездов разорили. Где гарантия, что после моего отказа принять его на службу, Баловень и в этот раз на Север не рванёт? Он ведь сюда не на прогулку трёхтысячный отряд привёл. Ему добыча нужна. Тем более, что основные воинские силы со Скопином-Шуйским вслед за Сигизмундом ушли. Сейчас этому упырю на Руси самое раздолье будет.
— Только исхудали мы, южные рубежи от твоих ворогов охраняя, поиздержались. Ты бы, царь-батюшка, явил милость, пожаловал нас сукном и мехами да денежным довольствием.
Чего⁈ Ты бы хоть в зеркало на себя посмотрел, исхудавший! Или, коли зеркала нет, на сотоварищей своих, атаманов Яковлева, Восковского и Карташова, что рядом стоят, оглянись. Рожи как у кабанчиков лоснятся, одеты так, что иному боярину впору, оружию, когда рынды при входе к царю отбирали, даже Никифор позавидовал. Вон он и сейчас на пару с Васькой Грязным за спиной возмущённо сопит да глаза пучит.
Но мне то что делать? Прогнать прочь и тут же гонца в Москву к Ивану Куракину послать? Пусть московский гарнизон и оставшихся стремянных под свою руку берёт и навстречу ворам поспешает. Вот только перехватит ли? А если даже и перехватит, они к Волге на Восток уйти могут. Там стараниями Кузьмы Минина речной торговый путь оживать начал. Будет чем станичникам поживиться.
— А ещё, государь, пожалуй нас свинцом да огненным припасом к самопалам. Тогда и мы ворога будем бить со всем радением.
А вот в этом я как раз не сомневаюсь. Весь вопрос в том; кого вы на тот момент врагами считать будете? Вооружать потенциального противника, так себе стратегия.
Я, сам того не замечая, закусил губу, не зная, на что решиться. И принесло же этого Баловня на мою голову! Как он вообще, совершая марш-бросок с Воронежа к Туле, с Ляпуновым умудрился разминуться? Или рязанец специально, в пику мне, казачье войско «проглядел»?
Я закатил глаза, обдумывая новую мысль.
А что? Прокопий меня, мягко говоря, не любит. И в моих чувствах по отношению к его семейке тоже вряд ли заблуждается. Напрямую против меня он выступить уже не может: силы не те. А вот напакостить исподтишка, не заметив казачье войско; почему нет? И мне лишняя докука, и ему оставленный Баловнем Воронеж сам в руки падает. А там как пойдёт. Если бы, предположим, я войско Баловня не в городе, а на полпути из Тулы в Орёл встретил; могло и до смертоубийства дойти. О свадьбе Скопина — Шуйского с царевной Ксенией уже объявлено. Да и войско за князем Михаилом стоит. Как итог; вместо нелюбимого Годунова на троне вполне лояльный Скопин-Шуйский сидит.