«Ну что, похоже, Валентин Евграфович где-то там» – подумала она и обречённо скривилась. Плотно зажав руки подмышками, девушка решительно вернулась к нарисованной двери. Она протянула ногу вперед и пяткой постучала по льду. Крепкий. Хотелось зацепиться за стену, чтобы не провалиться при первом шаге, но стена оказалась не толще картона. Едва девушка попыталась схватиться за нее и использовать как опору, та податливо прогнулась. С тяжелым вздохом, Сева ступила на лёд одной ногой. Второй. Устойчиво. Осторожно, мелкими шажками посеменила в сторону лайнера. Огромный корабль вморожен в океан, будто его застали врасплох. Холодный металл мертво блестел, хотя небо затянуто тучами. У широкого корпуса стояла маленькая машина, теряющаяся на его фоне. И она, в отличие от лайнера, не была заледеневшей. Шоркая ногами по толстому льду, Сева прибавила шагу, приловчившись не шагать, а скользить. Стало теплее и она освободила руки из подмышек для балансировки. В огромной тени лайнера автомобиль выглядел призрачной иллюзией. Подойдя ближе, Сева увидела, что внутри кто-то есть. Быстрее. Ещё быстрее. Несколько раз едва не упала на травмоопасный лёд, но всё-таки добралась до малиновой девятки. Натянув рукава на промерзшие пальцы, она постучала в покрытое инеем окно. Подышала на стекло, убрала оттаявшую наледь и через маленький круглый просвет внутрь увидела Валентина Евграфовича. Точно он! Зажав пальцами край рукава она с трудом надавила на механизм ручки и открыла дверцу.
Человек – существо впечатлительное, с хлипкой нервной системой. Едва Северина распахнула переднюю дверь автомобиля и увидела заледеневший труп художника, у которого буквально ещё днём брала интервью, она, ни секунды не размышляя, помчалась назад. Только этого «назад» больше не существовало. Поскальзываясь на толстом льду, падая и больно ударяясь, девушка пробежала намного больше, чем шла до автомобиля. Она кричала, панически звала на помощь. Текли слёзы, из-за которых лицо тут же окутывала тонкая корка льда. А перед глазами стояло застывший, посиневший Валентин Евграфович с покрывшейся инеем бородой. В тёплой куртке с меховым воротом, но замороженный насмерть. Ледяная скульптура, а не человек. Вскоре это произойдет и с ней. Ждать помощи неоткуда. Во все стороны только бесконечный лёд.
Растрепавшиеся волосы превратились в острые ледышки и при беге хлестали по лицу. «Надо было забрать его куртку» – подумала девушка, понимая, что промерзает до костей. Она остановилась и посмотрела на свои, потерявшие чувствительность пальцы. Ногти почти потемнели. Ноги ныли, суставы крутило, а в голове то и дело вспыхивали пустые обледеневшие глазницы художника. «Он был без очков!» – подумала Сева и тут же со слезами рассмеялась. И что? Ей говорили, что журналист должен подмечать все возможные детали. Это же говорил Валентин Евграфович про художников. И из-за увлеченности беседой о схожести их профессий она забыла блокнот, не заметила, как в диктофоне остановилась запись. «Художник должен уметь видеть частности, но одновременно с этим и картину в целом» – отдалось эхом в голове. Зародилась какая-то смутная надежда, что она что-то упускает и всё это не взаправду. Но синие несгибающиеся пальцы, которые не могли удержать край рукава, говорили об обратном. Свернуться калачиком и умереть. Она опустилась на колени и бессмысленно всмотрелась в глубину льда. Боже! Лучше бы смотрела на бескрайний горизонт. Там нет людей, посиневшие, оплывшие лица которых она увидела через толщу льда. Наверное, бедняги с лайнера прыгали в воду, пытаясь спастись, да так и остались вмороженными намертво.
Ладонь кольнуло и Северина резко подняла руку. В ту часть, что ещё могла чувствовать боль, впилась маленькая острая ледышка. Не больше пары сантиметров в длину, плоская. Она попробовала взять её пальцами, но руки не слушались и ледяной колышек упал. Почему-то льдинка показалась ей важной. Впиваясь человеческим теплом в замерзшую поверхность, она наклонилась всем телом и рассмотрела находку. Это было замороженное тыквенное семечко. Откуда?! Откуда оно здесь? Следуя логике и здравому смыслу, крупицы которого еще остались в голове Северины, она поняла, что тут кто-то проходил. Кто-то живой! Опираясь на ладони, которые уже совершенно не чувствовали холода, Сева посмотрела вперед. Дальше, через каждые сантиметров десять, лежали точно такие же белые семечки. Девушка подалась за рукой вперед и растянулась на холодном льду. Острые льдинки впивались в живот сквозь мягкую ткань толстовки. Живое! Туловище ещё живое! Она с трудом поднялась на ноги. Наклонившись как можно ближе к коленям, чтобы сохранить тепло, она в полусогнутом состоянии побрела по следам тыквенных зернышек. Всё вокруг перестало существовать. В голове пульсировала надежда. Сева перестала понимать как она идет, как дышит. Звуки её шагов растворились. Среди этого отсутствия ощущений внезапно заработало обоняние. Она уловила знакомый запах масляных красок и разбавителя. Не в силах поднять голову, она продолжила идти вперед, следуя за мерзлыми ледышками тыквенных семечек. Через какое-то, уже совершенно неопределимое Севериной время, она остановилась. Вернее, шаги девушка делала, но никуда не двигалась. Что-то мешало. Какая-то странность не пускала вперёд.