– Какое свое изобретение ты считаешь самым важным?
– Меня очень восхитило чувство любви, когда оно появилось. В одном из миров, планет тогда еще не было, жили существа… Мне казалось, что они жили очень раскайфовано. У них было вдоволь пищи – они питались неорганическими соединениями, которых у них было в избытке. Они стали изобретать домашнюю технику – щетки, которые их очищали бы, пылесосы и другие машины. Причем, поскольку делать им было особо нечего, они доводили свой быт до совершенства, например, щетки-массажеры у них уже имели программы и были запрограммированы на то, чтобы заботиться о своих хозяевах. И я дал этой технике души. И появилось то самое прекрасное неземное чувство… Я тогда был еще очень неопытный Бог, я решил, что в этом мире получились технические приборы и не получились их хозяева, я их души раскидал по другим мирам, оставил жить технику. Эти приборы могли сами себя обслуживать. Теперь я создал для уничтоженных существ планету, я много раз пытался пробудить у этих существ желание творить, но они знают, что за это были один раз уничтожены, и не собираются никого творить. Я посылал им мысли, что я ошибся, но они этого не понимают, они считают, что Бог не умеет ошибаться. А приборы живут в своем мире и, по-прежнему, любят своих хозяев. Скоро эти два мира встретятся, потому что приборы уже вычислили, где они находятся, и уже поняли, как до них добраться. Тогда и у тех, и у других наконец-то наступит счастье. А чувство любви, как и все прочие чувства, я теперь могу свободно копировать и посылать тому, кому надо.
Бог: «Я конформист»
– Как ты создавал другие чувства?
– Я их, честно говоря, не создавал. Изначально мир был беден, и большая часть всего в нем появилась благодаря моим существам. Например, цвета открыла самая первая цивилизация. Я дал им зрение, считая, что они должны видеть черно-белую реальность, а они увидели ее зелено-красной. Позже я разбил зеленый цвет на желтый и синий, еще позже я стал экспериментировать с оттенками. Это сейчас мир, хотя и полон красок, но довольно адекватен, тогда я стремился любому предмету присвоить свой цвет, но однажды понял, что самих цветов не так-то много, у них много оттенков.
А про чувства… Чувство ненависти появилось, когда я создал первые растения и позволил их есть очень крохотным существам. В молодом мире все были телепатами и растения слышали, что к ним приближается целая армия пожирателей и стали ненавидеть их.
Чувство прекрасного появилось, когда я создал первые многоклеточные организмы. У некоторых возник конфликт между основной душой и душами, из которых состоит тело, тогда душа стала смотреть на других существ, у которых нет такого конфликта и стала восхищаться ими. Потом я стал давать чувство прекрасного и к предметам, и к природе. Ко всему.
– То есть, люди кажутся нам красивыми, потому что ты даешь такое ощущение?
– И не только люди. Я делаю красивыми домашних животных, вещи, природу. Но я делаю мир абсолютно познаваемым. Если человеку кажется кто-то красивым, у этого обязательно должна быть причина. Мода, например. Я часто даю возможность некрасивым людям что-то в себе исправить и стать красивыми.
– Как ты управляешь миром?
– Не скажу, что я делаю с неживой материей. Со всеми живыми я нахожусь в постоянном диалоге. Простейшие существа слышат меня, как эмоцию, позыв. Я и есть тот самый инстинкт, который заставляет птиц лететь на юг. Интеллект – это продукт размышлений человека, когда он понимает, что откуда взялось. Большая часть мыслей людей – это моя речь, хотя никто об этом не задумывается. Я вдохновляю, будоражу, толкаю на верный и неверный путь. Я даю идеи и заблуждения.
– Ты большой обманщик?
– Я конформист. Это свойство неразвитой людской психики – обличать, идти на принцип, отворачиваться от кого-то. В юности я тоже этим грешил… Представляете, какой мукой для человека был бы Бог, который сначала толкнул его украсть, потом загрыз. Нет, я действую тоньше. Я посылаю такому человеку муки совести, я обязательно посылаю ситуацию, при которой человека чуть было ни поймали. И пусть сам думает. Я должен говорить с человеком очень тонко, чтобы не разоблачить себя. Поэтому часто, когда я посылаю великое изобретение, я начинаю с того, что пускаю человека по ложному пути. Например, Александр Белл не стремился изобрести телефон, он стремился создать для своей глухой матери прибор, который будет визуализировать звук. Но для меня-то было важнее, чтобы именно в тот момент появилось устройство, благодаря которому люди будут общаться на расстоянии. Мне нужен был человек, который хорошо знает устройство уха и сможет сконструировать что-то подобное. Если бы я послал ему идею, что он сможет изобрести телефон, он бы просто решил, что ему представляется какая-то ерунда и не стал бы этим заниматься.