В процессе редакторской работы над частью пятой Лемке столкнулся с текстологическими проблемами. В распоряжении редактора имелся не автограф Герцена, а копия. Автограф, написанный на страницах записной книжки, сохранялся в семействе Герценов «как святыня». Копия же (изготовленная в семье через много лет после смерти Герцена), а равно и несколько других существующих тогда списков открывали простор различным толкованиям того, что же является подлинным текстом части пятой. Какой из фрагментов, из которых состоял второй, интимный, раздел части пятой, открывает рассказ о семейной драме? Каков порядок глав? Где история заканчивается? Что относится к приложениям и дополнениям? Каковы названия отдельных глав и повествования в целом? И, наконец, как связать первый раздел — о революции, со вторым — о семейной драме? Эти вопросы занимали и мучили редакторов и издателей Герцена с 1912 до 1997 г. На протяжении этого времени герценоведы приходили к разным решениям, предлагая читательскому вниманию различные версии текста.
Лемке выработал свое решение главным образом на основании записки, которую Герцен написал Огарёву в 1869 г., поручая своему ближайшему другу окончательно привести в порядок и опубликовать хаотичный текст своих мемуаров. (Огарёв, страдавший в то время эпилепсией и алкоголизмом, с заданием не справился.) Ссылаясь на эту записку, Лемке свел главы о революции и главы о семейной драме в единый текст части пятой, с подзаголовком «Париж — Италия — Париж (1847—1852)»[38] {http://www.polit.ru/research/2010/11/17/gertsen_print.html#_edn38}.
В 1921 г. в Берлине эмигрантское издательство «Слово» выпустило другое издание «Былого и дум», названное в заглавии «первым полным изданием». Повествованию о семейной драме в нем было отведено заметное место. Во введении инициатор издания и редактор Ф.И. Родичев, один из лидеров кадетской партии, сожалел о «странной судьбе» сочинений Герцена, начиная с изъятия раздела части пятой, по его словам, самой дорогой для Герцена, ради которой он писал все остальное, и кончая тем фактом, что издание Лемке прекратилось в 1917 г. Неясно, действительно ли Родичев (покинувший Россию в 1918-м) не знал, что в 1919 г. Лемке опубликовал полный текст части пятой[39] {http://www.polit.ru/research/2010/11/17/gertsen_print.html#_edn39}. В любом случае он не принимал во внимание советские издания: «Других изданий, кроме советских, в России не будет... <...> Для будущей свободной России печатается настоящее издание. Печатается с уполномoчия наследников Герцена»[40] {http://www.polit.ru/research/2010/11/17/gertsen_print.html#_edn40}.
Родичев и его «кружок имени А.И. Герцена» — оплот русского либерализма — вступали в конфликт с Лемке уже в 1910-х гг., соперничая с ним за честь издания первой полной редакции «Былого и дум», содержащей главы о семейной драме[41] {http://www.polit.ru/research/2010/11/17/gertsen_print.html#_edn41}. Это соперничество было частью борьбы — не завершившейся и по сей день — за политическую интерпретацию герценовского наследия: был ли Герцен отцом русского социализма или отцом русского либерализма? Тогда в споре о том, кому доверить публикацию полной редакции «Былого и дум», семейство Герценов поддержало Лемке. Теперь же, после большевистской революции, ситуация изменилась. Пытаясь в письмах к ней уговорить Н.А. Герцен дать разрешение на издание полного текста «Былого и дум» (а затем и остальных произведений Герцена) на Западе, Родичев использовал ряд аргументов: в условиях разрухи в России Лемке не сможет продолжать издание; если и сможет, книга получится, подобно первым частям «Былого и дум», «по-большевицки», то есть с новым правописанием и на скверной бумаге; к тому же «Лемке служит у большевиков» (11 мая 1920 г.). Это издание необходимо именно сейчас, когда и в России и на Западе распространяется мнение, будто «Votre Père» был «предтечей большевиков» (14 ноября 1919 г.)[42] {http://www.polit.ru/research/2010/11/17/gertsen_print.html#_edn42}. Нарушить договор с Лемке о его праве на издание Н.А. Герцен было неловко (от Лемке она давно не получала никаких известий). По вопросу же о репутации Герцена как предтечи большевиков дочь Герцена разделяла мнение Родичева: для нее это было неприемлемым[43] {http://www.polit.ru/research/2010/11/17/gertsen_print.html#_edn43}.
Начиная с 1920-х гг. Родичев и его семья были близки с семейством Герценов. По словам современной российской исследовательницы (Елены Нарской), «жизнь распорядилась так, что духовная близость к Герцену материализовалась в особых человеческих отношениях, которые Родичев и его семья установили с потомками Герцена»[44] {http://www.polit.ru/research/2010/11/17/gertsen_print.html#_edn44}. Переписка между Родичевыми и Наталией Александровной Герцен (к которой Родичев обращался в письмах на интимной ноте — «Tante Tata») в самом деле свидетельствует о семейственных отношениях. После смерти Родичева в 1933 г. одна из его дочерей, Александра Родичева, стала компаньонкой Н.А. Герцен и оставалась с нею до ее смерти в 1936 г., заведуя архивом.