Вопрос был пожалуй что и лишним. Народ переглянулся и без слов решил: “В расход кошатника!”
– А потом можно бы и за троном, – мечтательно добавил Гастон (который Дитя Франции и наследник престола). – А как мы, собственно, его убьём?
– У нас тут трёх Генрихов запыряли ножами, чего ещё придумывать, – воззвал кто-то к истории.
– Этот же не Генрих, этот Арман, – усомнилась герцогиня де Шеврез.
– А ещё кучу народа отравили, – воодушевился Гастон.
– Так он не жрёт ничего, – проявила герцогиня гастрономическую осведомлённость.
– А Кончини же застрелили? – робко предположил кто-то.
– Так то с разрешения короля, – просветил кто-то сведущий в истории.
– Господа, нам нужен план, – сообщила очевидное госпожа де Шеврез. – Так вот, есть у меня тут один любовник… Кто сказал – «один из»?! А хотя а, хотя верно.
Графу Анри де Шале, что называется, выпал сектор «Упс» на барабане. Граф, кстати, был придворным Гастона и просто наивным ослом, влюблённым в герцогиню по самое не могу. Так что де Шеврез начала обработку с попыток возбудить ревность.
– Ой, мне что-то Ришелье прохода не даёт, и шпионит постоянно, и глазками с намёком делает, – плакалась она де Шале. – Ой, как мне страшно за свою честь: так и домогается, так и домогается!
– Так он же, вроде, королеву домогается, – мямлил де Шале, изо всех сил пытаясь не задавать вопросы типа «Какая-какая честь, простите?»
– Королеву… домогался, – соглашалась герцогиня тоном Ивана Васильевича, который «Казань брал, Астрахань брал…», – и меня домогался. Да он ещё племянницу свою домогался! Он этот… вообще домогатор, во!
– А можно мне в двадцать пять такое либидо, как у него в сорок, – вздыхал де Шале. – Это всё яблоки и кошки?
– И цветы, то есть, э-э-э, дорогой, а не могли бы вы сделать мне приятное? – сменила тон госпожа де Шеврез, понимая, что ещё немного – и граф урулит в яблочно-кошачьи дали.
Де Шале с готовностью пообещал сделать герцогине приятное. Момент настал.
– Отмстите за меня кардиналу! – патетично воззвала герцогиня.
– Мне нужно его домогаться?! – ужаснулся де Шале. – А-а-а-а, просто убить, ну тогда это конечно, это-то можно.
На бумаге всё выглядело как-то так: приезжают придворные принца Гастона в резиденцию кардинала и говорят: «Ой, а мы тут охотились с принцем и что-то припозднились, и так есть хочется, что аж переночевать негде. В общем, у вас тут не найдётся винишка и койкомест, а то принц просит, очень надо». Ну, а наследнику престола, как известно, не откажешь. А раз приезжает Гастон – нужен торжественный ужин. А во время торжественного ужина все малость подопьют, слово за слово, вот уже все тычут шпагами во все стороны, особенно в кардинала. Ну, а потом: «Ой, а кто это сделал?!», «Ах, какая жалость, это он случайно на чью-то шпагу насадился, осторожнее надо быть во время ссор», «И свидетелей нету, и виноватых нету, но мы все скорбим, честно-честно!»
План был прекрасен в своей подлости, поскольку нарушал ещё и закон гостеприимства. А ещё в дурости. Потому что Главным Кардинальским Шпаготыкателем назначили де Шале, которому ну оооочень хотелось кому-нибудь поведать о своей важной-секретной миссии. По одной версии, он проболтался дяде – ярому кардиналисту, по второй – своему другу, по третьей – вообще даже сам сознался… Словом, кардинал как-то внезапно оказался в курсе.
Прибыв в резиденцию кардинала с важным сообщением «Ришелье, к вам едет ревизо… в смысле, принц Гастон» – заговорщики немножечко удивились количеству охраны. Дальше они удивились ещё больше, потому что кардинал их принял с распростёртыми объятиями и заявил, что да-да-да, предоставляю принцу любые удобства, даже вон охрану забирайте. А мне тут пора, у меня дела государственной важности.
На этом Ришелье оставил заговорщиков обтекать и направился уже в резиденцию к Гастону. Куда и влетел с утра пораньше, когда юный принц как раз собирался натянуть рубаху.
Когда в твою спальню с утра пораньше влетает кардинал, которому, по-хорошему, надо бы быть мёртвым – это тот ещё шок. Если кардинал ещё влетает без предупреждений, игнорируя уговоры слуг – это уже даже немного знак. Ну, а если вы при этом в постели, в полунеглиже, а Ришелье становится над вами в позу и начинает произносить пылкую речь… в общем, это утро для Дитя Франции точно было самым запоминающимся в жизни.
В речи Ришелье мощно задвинул про единство, сильную Францию и злобных врагов, которые хотят их разъединить (по именам не называю, пальцем не показываю, нет-нет). И призвал сплотиться и покаяться. Гастон, который эту полную неоднозначных намёков речь слушал с тиком и единственной мыслью: «Всё пропало, он знает» – в ответ проикал кардиналу весь список заговорщиков.
– Хороший мальчик, одобряю, – сказал на это Ришелье, взял из рук у слуги рубашку и натянул её Гастону по самое… в общем, собственноручно смиренно облачил уважаемого принца. После чего одарил его благословением и убыл во дворец.
Тут надо бы сказать, что Ришелье хорошо понимал: за попытку затыкать его шпагами в его же поместье заговорщикам, скорее всего, ничего не будет. Потому что у него положение шаткое, да и у короля положение тоже не очень, а заговорщики – ребята знатные и влиятельные, да и вообще, пфе, заговор, с кем не бывает. Так что влетать к королю с требованиями всех арестовать и казнить кардинал не стал.