Вместо этого он начал стенать.
– А-а-а-а, – разливался Ришелье, – какой я несчастный, всем угодить не удалось. Я тут, конечно, на благо Франции… Но это всё моя недоработка, я их чем-то расстроил! Да, они, конечно, ещё короля свергнуть хотели… Но знаете что? Я подаю в отставку, и уеду за город, и буду писать стихи и любить котиков, и ежели уж меня там, безоружного, убьют, то… то пускай!
Поражённый таким глубоким смирением, король начал хватать кардинала и не пущать. И уверять, что нет-нет, никакой отставки, только всемерная поддержка короля. И вообще, вот хотите вооружённую охрану? Ну? Свою гвардию, а? И вот вам ещё больше полномочий, и я уже не знаю, как вас утешить… что с заговорщиками-то сделаем?
Ришелье перестал стенать, сморгнул слёзы и выдал категорически:
– По-христиански с ними помиримся и всех простим. Там же ваш брат, нам только ещё гражданской войны не хватало.
В общем, Гастону дали герцогство Орлеанское, чтобы не бурагозил. Герцогиню де Шеврез выслали, но для виду, остальных некоторых заговорщиков тоже выслали. А де Шале отрубили голову, потому что ну надо же хоть как-то показать, что попытка убить первого министра – это немножко нехорошо!
При этом что сам де Шале, что его родные и друзья до последнего надеялись, что казнь таки отменят. Де Шале – потому что рассчитывал на помощь Гастона, герцогини де Шеврез (о, наивное летнее дитя), а ещё ему якобы пообещал свободу кардинал Ришелье. Но кардинал Ришелье когда-то обещал Марии Медичи поддерживать Испанию – и мы все помним, что из этого вышло. А друзья и родичи де Шале возмущались, потому что дворян казнить – это же последнее дело. Они даже подкупили всех палачей, так что в день казни в окрестностях не нашлось ни одного.
– Ой, какая невезуха, – сказал Ришелье, который на стенания у короля растратил годовые запасы милосердия. – Есть у нас другие приговорённые? Кто хочет жить, поднимите… нет, не руки – поднимайте меч и снесите башку этому господину!
Один какой-то висельник жить захотел. Но то ли обладал врождённым косоглазием, то ли ел мало каши – словом, вместо «голову с плеч» у него получилось «Ой, не так», «Ой, не туда», «Вот же ж, вскользь пошло», «Четвёртая попытка», «Стоп, сейчас прицелюсь…» Короче, голову отделили только с тридцать какого-то удара по счёту (и то, по слухам, не мечом, а теслом, который одолжил кто-то из толпы, кому поднадоело зрелище). А друзья осуждённого, которые рассчитывали на немножко другой исход, поклялись ужасно кардиналу отмстить.
Но тут грянула Ла-Рошель, и сразу отмстить не получилось.
15. Про Ла-Рошель
Ла-Рошель – это такой город-крепость. Который ещё и порт. А в порт иногда завозят всякое. В Ла-Рошель вот часто приезжали голландцы и завезли туда протестантизм. С тех пор там не любили католиков и королевскую власть, не хотели платить налоги и вообще, всячески стремились к независимости. Ла-рошельцам многие хотели показать кузькину мать, но взять крепость с такими стенами было непросто, а заморить город осадой – невозможно, потому что город же порт. Значит, есть рыба.
В общем, все, кто приезжал воевать в Ла-Рошель, оттуда скоро и уезжал, будучи оплёванными с высоких стен. И приходилось с гугенотами договариваться и обещать им вольностей и денег. Потом в Ла-Рошели опять считали, что им недодали вольностей и денег, начинали кочевряжиться… в общем, Ла-Рошель – это то ещё гнездо раздоров. Особенно если учитывать, что под боком у неё расположился остров Ре с верными католиками. Верные католики и неверные гугеноты косо смотрели друг на друга через пролив и временами пуляли друг в друга из пушек.
А ещё возле Ла-Рошели располагалась, на минуточку, Люсонская епархия. И один малоизвестный молодой епископ во время прогулок задумчиво посматривал в сторону высоких гугенотских стен. Бормоча себе под нос: «Вот я вас ужо!»
Молодой епископ вырос в матёрого кардинала-министра – и пошло-поехало.
Ришелье решил строить флот, и вопрос о портах стал особенно остро. А у Ла-Рошели как раз случился наплыв дурного настроения и приступ пуляния ядрами в католических французов на острове Ре. Людовик погрозил ла-рошельцам кулаком и предупредил, что если они вдруг забыли, как выглядит кузькина мать – так ведь и напомнить недолго.
– Заграница нам поможет! – дружно сказали ла-рошельцы.
– Да кому вы там нужны? – наивно поинтересовался Людовик.
– О-о-о-о, как вы нам нужны и как мы вам поможем, - потёр ладошки Бэкингем, который ну очень хотел один из портов Франции.
Английский король Карл I тут же написал деверю что-то вроде «Больно вы уж, батенька, ваших протестантов утесняете, дали б вы им воли. А не то мы им дадим пушек, и вообще, поддержим их стремление к независимости».
– Англичанка гадит, – породил Ришелье нечаянный мем на века. – Ну, как говорится, алягер ком алягер.
– Си вис пасем – пара беллум, – блеснул в ответ латынью Людовик и назначил своего брата Гастона командовать операцией «Дай по шее Ла-Рошели».
– Мементо мори, – загробным голосом ответствовало Дитя Франции. Гастон приехал посмотреть на Ла-Рошель, увидел здоровенные стены, увесистые башни и корабли англичан вдалеке. Так и не вспомнив латинские обозначения для мокрых штанов, Гастон выдал уже чисто русское:
Словом, раз такое дело –
Я ваабче на бюллютне.
И слёг, демонстративно постанывая.
– Вот спасибо, – сказал Ришелье, стаскивая рясу и облачаясь в доспехи.
В общем, король пошёл грустить, кардинал – воевать, а госпожа де Комбале – упаковывать дядюшке тёплых котов на дорожку.