– В ссылку! – согласился Людовик и хлопнул дверью повторно.
«На фиг!» – не согласилось мудрое эхо.
Поскольку Мария Медичи что по статям своим что по всему остальному была примерным эквивалентом ядерной бомбы – стеречь такую красоту пришлось аж восьми полкам солдат. Король передал матушке, что потом определит – где ей жить, и уехал, даже не полобызав на прощание.
«А мне и тут хорошо», – хищно сказала Мария Медичи и начала заниматься интригами и готовить побег. В общем, последняя встреча сынка и мамы прошла очень не очень.
Ещё хуже прошли попытки Марию Медичи из Компьеня извлечь и направить в более отдалённое место ссылки. Отмазкам королевы-матери мог бы позавидовать интроверт, которого друзья настойчиво зовут на шашлыки. «Денег нет», «Ой, что-то здоровье не то», «Ой, там чего-то дороги плохие, не проехать», «Фу, тот замок мне не подходит, можно другой?» – а когда королю всё-таки надоело слушать отмазки, прозвучало финальное: «И вообще, у меня лапки, и никуда я не пойду, ты меня оттуда за волосы потащишь!»
Такое упорство объяснялось тем, что Мария Медичи уже списалась со своими сторонниками и готовилась к мгновенному броску: окопаться на окраинах Франции, встретиться с сынулей-Гастоном, который к тому времени сбежал аж в Испанию, и вместе замутить восстание против Ришелье.
Доверчивый Людовик в знак доброй воли ещё и убрал из города войска. Так что мама-королева просто вышла из дворца и села себе в карету, оставив стражу с носом и ошеломительной легендой: «Да это просто придворная дама на свидание едет».
Правда, окопаться на окраинах не получилось, потому что менее доверчивый Ришелье просчитал маневр. И при подъезде к той самой крепости, с которой планировалось начинать бунт, Мария Медичи обнаружила крупную надпись: «Медичи вход воспрещён, комендант – сторонник кардинала».
– Заграница нам поможет, – повторила Медичи сомнительный мем ла-рошельцев и укатила сперва в Бельгию, а потом в Испанские Нидерланды. «Скатертью дорожка», – сказал Людовик и позволил забрать маме свиту и драгоценности. Так у королевы-матери появились двадцать гвардейцев французских, три придворные дамы отечественные, семь фрейлин обычных и попугай.
Попугая королеве-матери, как ни странно, когда-то подарил Ришелье. Который то ли пожадничал дарить котика, то ли вдохновлялся пиратской экзотикой.
В общем, королева-мать возопила «Йохо-хо» и принялась лелеять ужасные помыслы. И хотеть затравить Ришелье зятьями (на секундочку, там правители Испании, Англии и Савойи). Пугающая перспектива (тёща и три всадника зятьпокалипсиса) разбивалась о нежелание зятьёв воевать с Францией вотпрямщас, военные неудачи Гастона и хитрость Ришелье.
В общем, 11-12 лет отношения между королевой и Ришелье слегка напоминали теннисный матч.
«И-и-и-и-и мощная подача королевы-матери Рубенсом, который ведёт переговоры в Седане! Какие планы! Этот город наверняка станет очагом сопротивления королевско-кардинальской власти!» – «О нет, Ришелье отбивает Рубенса к горизонту! Город окружен! Ведутся переговоры, неужели, неужели… миииииир!!!»
«Королева и её сын играют вдвоём! Лотарингия и Лангедок! Какие мощные удары, неужели кардинал что-то может противопоставить этому натис… ох-х, кажется, это было не по правилам, но… за кардинала играет вся французская армия, Лотарингия и Лангедок взяты…»
«Какая сенсационная подача! Королева-мать пасует посла к Валленштейну, чтобы его армия наёмников вторглась во Францию! Стоп! Где посол?! Где посол?! Кому засчитывать очки, если посла просто украли по пути, увезли в Париж и обезглавили?!»
Попутно Мария Медичи пописывала против Ришелье открытые письма и памфлеты и пыталась кардинала как-нибудь да убить. Но хитроумное убийство почему-то провалилось (возможно, потому что убийцы использовали во всех поездках любимую лошадку самой Марии Медичи, что было всё равно что в деревне кататься на «Ламборджини»).
Тогда Ришелье решено было сглазить, но защита в виде четырнадцати котиков отразила порчу, и дела королевской матери начали плохеть. Содержания её сын лишил из-за всяческих интриг и хамского тона в письмах. Испанский король на нервные вскрики «Пиастры!» так же нервно вскрикивал: «Не дам!!» – а потом с каким-то совсем уже не испанским акцентом интересовался, а не хочет ли таки дорогая тёща проехаться к каким-нибудь другим зятьям?
А тут ещё началась наконец война Франции и Испании, и королева с её двумя вечными припевами «Ришелье – сволочь» и «Дай миллион, дай миллион» стала совсем неуместна, ибо о первом все знали, а второго не хватало самим. Потому Марию Медичи щемили обысками, зажимали денег на содержание и всячески намекали, что тёща подзадержалась в гостях.
– Полундр-ра! – не растерялась Мария Медичи и сиганула вместе с попугаем в протестантскую Голландию. Но там тоже всем очень быстро надоела, ибо вела себя примерно как тот же попугай: постоянно жрала ресурсы и орала заученную фразу про Ришелье, который придёт и забодает-забодает. А ещё злостно нарушала голландский этикет – например, не давала прошаренным голландцам целовать себя в губы (никаких тебе, понимаешь, страстных брежневских приветствий от этих итальянок!).