Потому голландцы королевскую мать (её так!) тоже сплавили. По морю, как им привычнее. На сей раз к ещё одному зятю – королю Англии.
Бедный Карл почему-то не проникся ситуацией: «Здравствуйте, я ваша тёща, я приехала к вам из Франции, где много диких-диких ришельёв». И денег, по английской жадности, вообще не дал. Тем более что тёща принялась строить прокатолические интриги (в стране, где основная церковь – англиканская). Так что и здесь Медичи как-то не загостилась. Мягким намёком на нежелательность её пребывания на английской земле стали орущие толпы с камнями и факелами вокруг её особняка. А потом уже зятёк дал более жёсткий намёк и выдворил тёщу.
Тут нужно сказать, что королева-мать любила жить на широкую ногу: чтобы дорогие подарки, драгоценности, фавориты, вот это вот всё. Так что должна она была буквально всем в Европе кругленькую сумму до четырёх миллионов ливров. В попытке раздобыть немножечко пиастр королева-мать даже попыталась помириться с Ришелье через его племянницу Мари Мадлен. Звучало это как-то так: «Да вы только пустите меня назад во Францию, а я буду жить, где скажете… ну, или дайте денег…» Ришелье разжалобился, прислал 100 тысяч ливров и пообещал ещё 300 тысяч в год от короля, если королева возьмётся за ум, перестанет в интриги и будет паинькой.
На сей раз испортил дело новый фаворит королевы, какой-то Фаброни. Он живо прикарманил присланные кардиналом денежки, а в ответном сразу взял тон прожжённого гопника: «Слышь, 300 тыс. вперед давай! Доходы от земель есть? А если найду?»
В Пале-Кардиналь какое-то время после этого сверкали молнии, летали коты и раздавалось громовое:
– …больше ни экю! Комбалетта, переписываться с Медичи запрещаю!
А потом кардинал в своей обычной сволочной манере отписал, что денег нетути, оне, видите ли, на укрепление приграничных крепостей пошли в это неспокойное время.
Доживать Марии Медичи пришлось в Кельне – причём, сначала она жила в доме, который ей предоставил Рубенс. С этим художником и немножко даже политиком королеву-мать связывали очень хорошие отношения, и в своё время Рубенс даже её биографию в огромных полотнах писал по заказу из Парижа.
Слуги разбегались, зятья не слали денег, в долг уже никто не давал, а самым разумным из сподвижников был, в некотором роде, попугай кардинала. Теперь Мария Медичи надеялась только, что она переживёт кардинала и короля чисто физически. Последнюю ставку она сделала на заговор Сен-Мара, собралась было нагрянуть в Париж с финальным «Йо-хо-хо…»
И тут померла, проведя почти 12 лет на чужбине. Не дождавшись, что иронично, буквально чуть-чуть. Ибо через полгода умер Ришелье, а через год – Людовик.
Последние, узнав о смерти Марии Медичи, покряхтели, но выплатили все её долги. Кардинал даже позаботился, чтобы тело королевы перевезли во Францию.
А попугай, кстати, отошёл к Ришелье и был с ним до самой его смерти, но о какие приветы от покойной королевы передавал – было неизвестно.
А как же любимый сыночек Гастон, спросите вы?
А он первый предал маму, помирился с братом и убежал во Францию, а с ней даже не попрощался, вот.
19. Про агрегатные состояния Гастона
Гастон – это такой образцово-показательный наследник трона (закатать в банку, поместить в Палату Мер и Весов). У Гастона есть несколько основных агрегатных состояний: «Месье гадит», «Месье бежит» и финальная – «Месье кается». Если у Гастона спросить, хочет ли он продать родину, Гастон тут же задаст два вопроса: «Таки почём?» и «Таки опять?!» – доказывая этим, что уж духовно-то он явно не сын Генриха Четвёртого, но сын одной гордой и избранной нации, продвинутой в торговле.
Продавать Гастон умеет и любит, а потому барыжит без разбора принципами, сторонниками, родственниками… В наше время Гастон точно был бы бизнес коучем: он настолько обаятельный чертяка, что ему всё равно все верят и каждый раз вступают вместе с ним в заговоры, а потом оказывается, что совсем даже не в заговоры, а гораздо глубже. «Ой-ёй, – огорчается Месье на этом этапе. – А не срослось!» После чего сдаёт всех своих сторонников и идет мириться с братиком, интересуясь попутно – а не перепадёт ли ему за жест доброй воли, так сказать, гешефт?
Людовик и Ришелье переглядываются и пытаются Месье задобрить (потому что дешевле купить его, чем устраивать гражданскую войнушку с наследником престола). Потому Месье не только выходит сухим из воды – после каждого заговора у него прибавляется земель и денег. Потом Гастону становится скучно, и история повторяется.
По заговору де Шале мы примерно уже всё это видели, но после «дня одураченных» Гастон решил выйти на новый уровень. Поорав под окнами Пале-Кардиналь («Там март, что ли?» – «Нет, там Дитя Франции Ришелье ругает») – Гастон рванул просить помощи прямиком у испанского короля и герцога Лотарингского. Наделав при этом изрядной шумихи: наследник французского престола внезапно объявляется на землях вероятного противника! К тому же ещё и с воплями: «Мне нужны ваши деньги, ваша армия, ваша одежда и мотоцикл, я пойду воевать с тираном-Ришелье!»
– А как там насчёт ключа от квартиры, где деньги лежат? – поинтересовался Карл Лотарингский, который тоже отличался повышенным духовным родством с избранными народами. – Вот ежели ты, скажем, на сестре моей женишься…
Проект «женитьба» Гастон обещал рассмотреть. А пока что сгонял гонца к маме в Нидерланды, попросил мелочёвку на боёвку («Вам всего 100 тыс., а я с Ришелье воевать пойду!») и в короткие сроки навербовал себе внушительную армию в Лотарингии: наёмники Валленштейна + солдаты герцога Лотарингского, всего больше 20 тыс. человек. Причём, на секундочку, Валленштейну было обещано, что он сможет сохранить за собой все французские города, какие захватит (очень патриотично).