Опасно было другое: Монморанси оказался в руках развоевавшихся Ришелье и Людовика. Хотя какая тут опасность – ну и что, что бунтовщик? Он же принц крови, народный любимец, маршал Франции, таких же не казнят…
– Крепко ты попал, вояка, ща мы вспомним Марильяка, – зарифмовал Ришелье, который, как известно, кропал на досуге стихи.
– Не везёт Монморанси – быть ему на небеси, – не растерялся тонкий ценитель поэзии Людовик – и заровнял в рифму: – А его предупреждали – мол, сиди, не мороси!
Наклёвывалась небольшая поэма с предсказуемым итогом. За Марильяка просили ВСЕ – даже офицеры охраны к королю с прошениями бегали. Говорят, флешмоб «Попроси за бунтовщика» поддержал даже Ришелье – мол, а может, мы этого принца крови… того? Замаринуем пока, будем вытаскивать, Гастона пугать: мол, у-у-у-у-у, смотри, чего со сторонником сотворим!
– Голову с плеч! – рубанул ладонью Людовик, который начал чувствительно относиться к попыткам свержения себя с престола.
В общем, Монморанси присоединился к Марильяку и де Бутвилю, которые как раз выясняли на том свете – зачем они связались с Ришелье.
Гастон же немедленно перешёл во второе и третье агрегатные состояния, покаялся и отрёкся от всех сподвижников, согласился на мирный договор, по которому должен был жить там, где прикажет король, не иметь никаких сношений с Испанией или королевой-матерью, удалить от себя всех, на кого король косо посмотрит…
– Да-да, – кивал Месье и делал невинные щенячьи глазки, – меня, бедного… обманули-завлекли-настроили, да-да, буду предупреждать короля обо всех заговорах, если что… а денег не дадите? В смысле, да-да… и они называли его величество земляным червяком!
Как можно представить, договора Дитя Франции придерживалось недолго.
– А денег-то не дали, – вздохнул вскоре Гастон и перешёл опять в первое агрегатное состояние. А за ним потом закономерно и во второе, и в третье.
Но это мы уже потом расскажем.
20. Про игру в «перетяни Гастона»
Тут надо вспомнить про гастоновский возраст. Месье был младше своего братика на 7 лет, а потому долгое время его агрегатные состояния списывали на «молодо-зелено». Например, на момент заговора де Шале Гастон мог чётко пропеть про себя «Ах, много, сударь, много – восемна-а-а-адцать!» – так что на него даже Ришелье не особенно сердился. Мол, ну и что, что он меня убить хотел – вона, наш добрый король в шестнадцать Кончини завалил руками свиты, так что ж, может, младшенькому тоже хочется. Ребёнок здоровый, пробует свои силы, мозг отрастёт со временем, энергию бы в мирное русло…
Но годы шли, мозг Гастона оставался того же веса и объёма, отрастали эго и борзота, и метания французского Митрофанушки (источник обзывательства – «Недоросль» Фонфизина) стали выглядеть уже не так уж и забавно. Хотя всё равно местами доставляли кардиналу и королю много забавных минут. Взять хоть мятеж в Лангедоке и то, что случилось после.
После битвы при Кастельнодари, где герцог Монморанси доскакался, Гастон подписал с братом неимоверно позорный мир – в котором, понятно, заложил всех и от всех отрёкся. Ушлый Ришелье, конечно, постарался, чтобы союзники Месье об этом узнали. Союзнички принялись супить бровь и подумывать, как бы предательского принца наказать. Но круче всех выступил почти-что-мертвый Монморанси.
– А минуточку, – сказал он, уже практически идя на плаху. – Я тут важную новость забыл сказать. Кхе-кхе. ГАСТОН ЖЕНИЛСЯ! СКАНДАЛ! ГАСТОН ЖЕНИЛСЯ БЕЗ РАЗРЕШЕНИЯ КОРОЛЯ!!
Лучше напрыгнуть принцу на мозоль было ну вот просто невозможно. Поскольку 1) Гастон был подданным своего брата и не имел права жениться без его разрешения. 2) Гастон был наследником французского престола и дважды не имел права жениться без разрешения короля. 3) Лотарингия была в союзе с Испанией, и получалось, что наследник французского трона напрямую породнился с противником. И это когда войну уже видать на горизонте.
Людовик набрал в грудь воздуха для космического: «Чивоооо?»
– По-моему, примирение с братом было недолгим, – заметил Гастон уже во время панического бегства в сторону испанских Нидерландов. Срочно надо было попросить у кого-нибудь денег.
Лотарингские, испанские и всякие другие соратники на Гастона сперва косились недружелюбно, а денег давать совсем не хотели, потому что он вообще-то был должен всем 400 000 ливров, да, и Карлу Лотарингскому в том числе. Но ясно было, что рано или поздно денег и войска таки опять дадут: Гастон же обаяшка, да и вообще, по-родственному…
– Насчёт родства еще посмотрим, – заметил Людовик и принялся при помощи кардинала убеждать Папу Римского брак Гастона и Маргариты Лотарингской аннулировать. Потому что раз – без разрешения короля, два – брак вообще насильный. А произведен посредством похищения. То есть да, набежали во Францию гнусные лотарингцы, а им тут навстречу юный, невинный двадцатипятилетний Гастон. А они ему – «Вах, какой пэрсик, слюшай, садысь в карету, дарагой!» – а он взял да и сел, наивное летнее дитя. В общем, увезли, творили непотребное, окрутили жестокими узами второго брака (в первый раз Гастон уже успел овдоветь), сорвали цвяточек принцевой невинности.
Почерк Ришелье во всей этой истории опознавался безупречно. Пока Папа пытался отойти от шизофренической картины «Гастон – принцесса в логове дракона-Маргариты Лотарингской», Мария Медичи сделала ход конём. Брак Гастона и Маргариты был вторично освящён. Но Людовик его всё равно не признавал и как-то даже так разозлился, что взял Лотарингию. Даже дважды, на всякий случай (а то заключаешь с этим Карлом Лотарингскиммирные договоры, а он их не соблюдает, сейчас мы подоходчивее поясним!). Потому супруге Гастона пришлось ехать в те же Нидерланды, где уже окопалась Мария Медичи. И брак Месье завис в непонятном статусе на длительный срок (почти на десятилетие, до смерти короля).