История началась с гениального плана «А давайте заставим короля ревновать, вдруг он перейдет в наступление». Мари то ли написала письмецо родственнику, то ли получила от родственника, а когда в комнату вошел король – начала прикидываться, что не было ничего, никакого письма не было.
– А кто это вам пишет? – осведомился король – и тут де Отфор сделала ход письмом. Упрятав его поближе к си… кхм, к сердцу. И всячески приглашая – мол, хотите письмо? А вот и берите!
То есть да, эта сцена практически отражение той, которая потом случится с королевой Анной и канцлером Сегье. С несколькими исключениями. Например, сама Анна, якобы, даже держала фрейлину за руки, хохотала и подначивала супруга сунуть руку ближе к фрейлинским прелестям. А Людовик был гораздо набожнее и креативнее канцлера Сегье. Потому схватился за каминные щипцы и принялся ими елозить там, куда не светит солнце. Пока Анна и её подруга прямо на ходу осознавали – с чем им придётся бороться…
Навыков обращения с щипцами у короля не хватило, потому, извозюкав фаворитку почти до состояния Мойдодыра, его величество с досадой удалилось.
А де Отфор продолжала веселиться и строить козни против кардинала, и непонятно, чем бы дело кончилось, но тут на сцене появилась Лафайет.
Лафайет была очень молоденькой брюнеткой с очень красивым голосом. Ещё она была набожной и жалостливой, потому они с королём незамедлительно сошлись характерами и полюбили друг друга крепкой платонической любовью. Де Отфор получила отставку и не обрадовалась. Кардинал Ришелье получил возможность сделать новой фаворитке предложение: а не хочет ли она, скажем, немножко рассказывать, о чем там думает и беседует король? Этому не обрадовалась уже сама Лафайет. Которая, как выяснилось со временем, была тайной внутренней блондинкой: у неё хватило ума не только послать в неведомые дали великого кардинала, но и проводить против него кампанию в глазах короля. И озвучивать политические тезисы нереальной мудроты: «Война ето плохо, кардинал войну ведёт просто так, а ето же так ужасно, и вообще, вот если бы вы помирились бы с королевой, то и воевать бы не пришлось!»
Само-то собой, за Лафайет шпионили и о таких тезисах было доложено кардиналу. В Пале-Кардиналь после этого долго подбирали термины, потому что уже было совершенно непонятно – кто мог покусать Лафайет настолько сильно.
– А можно мне де Отфор, она была вменяемее, – выдохнул наконец Ришельё и принялся спихивать Лафайет в монастырь.
Лафайет в монастырь спихивалась охотно, потому что раз — она была набожной, два — де Отфор восстановила против неё весь двор и просто затравила бедную девушку. Опять же, по слухам, имели место даже жестокие провокации с выжиманием лимонного сока туда, где танцует Лафайет, чтобы все решили, что она себя немножечко не контролирует (эта история вообще прекрасна, ибо просто представьте камердинера королевы, который ползёт по полу нюхать маленькую жёлтую лужицу, и таки долго нюхает, и заявляет потом, что нет, не лимон).
Ещё кардинал при помощи подмены и потери писем временами ссорил фаворитку с королём. А ещё были подкупленные кардиналом священники и сам Людовик, который подлил масла в огонь, когда предложил Лафайет поехать с ним в Версаль и там, в некотором роде, жить. Король, правда, сам испугался таких слов (фу-фу, я что, веду себя почти как папа?!), но Лафайет было уже не остановить, и она окончательно постриглась.
Но король свою любимицу навещал даже в монастыре, вёл с ней длинные беседы, а как-то даже после такого визита поехал к королеве и форсажно спас Францию, зачав дофина.
После этого на пост штатной фаворитки на какое-то время заступила Отфор, но она к тому времени оборзела до конца и края и не стеснялась дерзить королю. Временами парочка орала друг на друга на глазах у придворных, причём король обзывал Мари «тварью».
А потом Ришелье наконец устал от всей этой смены фаворитов, да и решил, по примеру товарища Огурцова: «Бабу-Ягу воспитаем в своём коллективе». И подсунул Людовику Сен-Мара. И тут, как говорится, вышло уже с концами.
24. Про Сен-Мара
Сен-Мар – это такой немножко Бэкингем. Версия 2.0, существенно недоработанная и немножко даже недоразвитая. Но с оригинальной версией неуловимо схожая из-за красоты, любви к красивым нарядам и брульянтам, а ещё потому, что Сен-Мар тоже был фаворитом короля. Просто немножко в другом смысле и с подачи кардинала.
После того как Лафайет удалилась в монастырь, а Франция обзавелась наследником, Ришелье серьезно озаботился тем, чтобы подобрать Людовику подходящих друзяшек. Мари де Отфор подходящей друзяшкой категорически не считалась, потому что по оборзению начинала приближаться к недостижимому уровню г-жи де Шеврез. Отношения же самого кардинала и короля к тому времени уже походили на отношения старых, задолбавших друг друга супругов: знают болячки друг друга до каждой родинки, время от времени кардинал ест Людовику плешь или пилит монарха про Испанию-бюджет-бунты; король стонет: «А-а-а-а, кому я отдал лучшие годы жизни» и всё равно даёт денег; верный кардинальский секретарь Шавиньи выполняет роль любимой подружки Ришелье, и король уже натурально вздрагивает, когда слышит его шаги… Но никаких разводов не предвидится: плохо, со скандалами, но привычка и долг – есть привычка и долг.
Но короли – они же люди непостоянные: разозлятся на что-нибудь, а потом ты едешь в Блуа, сморкаясь в котиков. Словом, Ришелье по горло нужен был кто-нибудь доверенный возле короля, кто мог бы узнавать настроения его величества. И отчитываться обо всяких мимолётно оброненных фразах, вроде: «Эх, кто бы устроил Ришелье небольшой ля-ля-ля-ля-бум-бум!»