Поколебавшись, Ришелье остановил свой выбор на сыне старого и уважаемого друга, полководца Сен-Мара. Опять же, друг помер, семья беднеет, надо бы оказать немножко благодеяний. И вообще, кто там знает, может, природа отдыхает только на детях гениев.
Оказалось, что на детях полководцев иногда тоже. Нет, сначала-то всё шло просто отлично: Сен-Мар по протекции кардинала попал на уважаемую должность королевской гардеробщицы. То есть, королевского гардеробщика. Все, кто сейчас представил Сен-Мара в костюме злобной бабки с номерком – развидьте срочно. Должность действительно была хорошей и уважаемой, правда, король одевался в основном сам и в чёрное. Потому сначала должность Сен-Мару не понравилась, а Сен-Мар не понравился королю. Но потом случился типичный хэйтлав только с уклоном в крепкую мужскую платоническую дружбу.
В общем, Людовик к новому юному придворному очень проникся и начал давать ему денег и должностей, и надавал столько, что Сен-Мар в конце концов выкупил должность главного конюшего. Теперь его звали просто и красиво – Господин Главный (потому что Господин Конюший было всё-таки не так приятно).
А ещё Таллеман де Рео пишет, что король каждый вечер уводил мсье Главного в спальню, осыпая его руки поцелуями. Из чего можно заключить, что Таллеман де Рео бы хорошо писал фанфики с высоким рейтингом в наше время. Хотя он и в своё время их неплохо писал.
Поскольку девятнадцатилетних красивеньких мальчиков обычно не доводят до добра кучи денег и королевское расположение – Сен-Мар очень скоро оказался отличной иллюстрацией фразы «И на старуху бывает проруха». В роли старухи выступал Ришелье, в виде разбитого корыта – его планы получить осведомителя возле короля, в роли государыни рыбки зажигал сам Сен-Мар, который уплывал от кардинала куда-то в океаны своей борзоты.
Для начала – излагать, что там говорится в королевской опочивальне и вне её Сен-Мар отказался намертво. Потом принялся шататься по знаменитым куртизанкам, таким, как Марион Делорм – потому что ну надо же куда-то девать королевское золотишко. А когда король обиделся и кардиналу нажаловался (мы же помним, старые супруги) – при вызове на ковер изобразил сцену в духе: «Да я только слово, и вас тут поганой метлой…»
– А это он ещё кусает кормящую руку или уже догладывает? – задумался Ришелье. – Или его самого покусал дух покойного Люиня?
Тут по законам бэкингемовского жанра должна была случиться любвя фаворита к королеве, чтобы всё испортил злобный кардинал. Но Анна к тому времени родила второго ребёнка и превратилась в лютую яжемать. Сен-Мар не осмелился с ней связываться и решил влюбиться в Мари де Гонзага – умницу-красавицу-прынцессу на восемь лет его старше (кстати, будущую польскую королеву – жанр соблюдён). И даже пришёл к кардиналу с просьбой поспособствовать: мол, ну и что, что она бывшая невеста герцога Орлеанского, я вот, может, тоже могу герцогом стать, вы только короля уговорите, пусть он меня на войну отправит, а я там ух, подвигов насовершаю!
– Это уже не океаны борзоты, – уверился кардинал. – Там уже Марианская впадина.
Анри Сен-Мар был словесно унижен и немножко бит по почкам кардинальским взглядом, после чего выпнут на войну. Где проявил себя храбро, но безмозгло, как и подобает версии Бэкингема. Да и Людовик скучал, да и подвигов хотелось уже сейчас, а покусанный метафорическим Люинем бочок зудел-зудел, потому Сен-Мар решил совершить великий подвиг прямо в Париже и взять да и убить кардинала. Потому что ну надо же девушку впечатлить, а про кардинала говорят, что он как гидра (судя по тому, как он подавлял бунты – немного контрреволюционная гидра), а рыцари же чудовищ убивают, вот.
Чудовище к тому времени почти не передвигалось на своих двоих и не могло ездить даже в карете – только на носилках, полулёжа и в портшезе. Вопрос серьезно стоял за тем, что заговорщики могут тупо не успеть, но Сен-Мар терпеть был не намерен, потому что он был на самом деле Сен-Марс (практически святой Арес, если вы понимаете оксюморон). И заговор таки намутил – и втянул туда своего друга де Ту (бывшего государственного секретаря), а потом подтянулись всякие там Бульонские с Тревилями – ну, и куда ж без герцога Орлеанского!
– Ой, ну я даже и не знаю, – сказал застеснявшийся Гастон и сначала было отказался. По обыкновению, с позой, с арестом гонца и посажением оного в заведомо дырявую темницу – чтобы и тем, и этим. А потом Гастон подумал, что так же можно и квалификацию потерять – тут же готовый заговор, надобно брать!
Уже на этой стадии над заговором повис символ северной пушной лисички, но заговорщики не сдавались. К тому же, у короля с Ришелье в государственном браке вышло очередное обострение, и Людовик хотел даже было поскандалить, выходя из зала:
– А ну-ка кардинал, идите вперёд – всё равно говорят, что вы тут настоящий король!
А Ришелье цапнул подсвечник и (нет, не треснул повелителя по голове и не пригласил на ужин при свечах) вскричал:
– А вот и пойду! Пойду, но только чтобы освещать вам путь!
– А-а-а-а-а, как я от него устал, – стонал Людовик в окружении приближённых. – Нагадит в душу, а потом он ещё и прав!
– А вы его прогоните, – посоветовал прямодушный Тревиль.
– Так он же повсюду, – выдал Людовик, и заговорщики решили, что это он о кардинальских шпионах (и почему-то не подумали, что король это о том, что Ришелье тупо тащит на себе всё).