– Ну тогда убейте, – посоветовал ещё более прямодушный Сен-Мар.
Король было завис, но прямо не возразил, и заговорщики решили – можно. Сначала Ришелье было попросту хотели застрелить-заколоть силами бравых ребят во главе с де Тревилем. Сен-Мар должен был крякать уточкой, в смысле подавать знаки. Гастон Орлеанский должен был приехать, чтобы внушать во всех боевой дух.
Количество боевого духа в Гастоне нам уже примерно известно. В общем, он не приехал, а у самого Сен-Мара все сигналы почему-то застряли в горле – хотя может быть, всё дело было в вооруженной до зубов охране Ришелье. В общем, убийство пришлось отложить.
Но зато заговорщики постепенно собирались старой доброй компанией: подключилась герцогиня де Шеврез, наконец вступил Гастон Орлеанский. Заговор уже начал смахивать на групповую терапию («Я собирался убить кардинала» – «Не стесняйтесь, тут все такие. Хотите об этом поговорить?»). Для полного перечня не хватало королевы Анны и Испании.
Испания скоро подключилась – спасибо королевскому брату, который решил, что нужна помощь извне. И вообще, а давайте заключим договор: испанцы нам деньги и войска – а мы им, если что, мир, все завоёванные города назад ну и по мелочам.
Теперь заговор стал солидным и антигосударственным, но Анны ему всё-таки не хватало, потому заговорщики попробовали её к заговору привлечь. Но королева, как известно, люто закосплеила Наташу Ростову в финале эпопеи Толстого. Потому у неё были свои проблемы.
Король с подачи своего любимца быстро превращался в буйного папашку из тех, которые «круговые пирушки-войны-воспитать из сыновей мужуков».Пройдя первые два этапа, Людовик начал задумываться и о третьем. А то сыновья, понимаешь, почему-то при виде папы пугаются и ревут, пфе, бабское воспитание. То, что детей может пугать незнакомый дядька в черном и с запахом пороха, королю в голову почему-то не приходило. Так что он вознамерился было отнять детей у королевы и воспитывать по-своему. А тут как раз заговорщики лезут со всех сторон, а если там Гастон – они точно не только кардинала будут свергать, а если ещё и короля, то… а-а-а-а-а, они хотят обидеть моих дитачек!!
Анна в приступе материнского испуга подняла свой интеллект на невиданный уровень и сделала по-настоящему умную вещь: она написала Ришелье. Есть мнение, что благодаря ей и удалось перехватить копию договора с Испанией. Хотя есть мнение, что о заговоре и так вообще все знали, Ришелье знал особенно, потому только гадал – перехватят или нет.
На досуге кардинал опять впал в меланхолию и собрался было помирать. И, возможно, успешно бы помер, обескуражив заговорщиков. Но тут ему таки принесли копию заговора, отчего Ришелье восстал, начал молиться и пить бульон. А потом пошёл к королю и предложил всех казнить.
Ну, ладно, Гастона не казнить, он же Дитя… стоп, не Дитя. Тогда свидетель, а то документ-то только в копии сняли. А королева… нет, ну вы что, королева не участвовала, нет-нет-нет, она-то молодец!
В общем, счастливая Анна осталась со своими сыновьями, несчастливых заговорщиков арестовали, а к Гастону Орлеанскому наведался кардинал с вкрадчивым:
– Я только спросить…
И это был уникальный случай, когда герцогу достаточно было просто молчать или бубнить «Не знаю ничего, ничего не знаю». Но Гастона, что называется, понесло так, как товарищу Бендеру не приснится в страшном сне. Принц наговорил на двадцать страниц, всё подписал и торжественно поклялся, что замышлял шалость и только шалость. И больше не будет.
У Гастона Ришелье отжал право на регентство – в случае смерти Людовика, бешеной яжмамке Анне он доверял гораздо больше.
А Сен-Мар и де Ту лишились голов. Причём, последний вообще по-глупому – он-то друга отговаривал и предупреждал, что о заговоре уже торговки на базаре судачат. А Сен-Мар то ли до конца не осознавал, во что вляпался, то ли думал, что его выручит король. Это он думал зря, потому что к тому времени король от своего фаворита уже устал сильнее, чем от Ришелье. Потому что носится тут под ногами что-то нахальное, дерзит тебе и уважаемым полководцам, совет разбрасывает, как крепости брать. В общем, Людовик и его фаворит всё больше ссорились, а Сен-Мар хорошие отношения с королем только изображал – для заговора надо было.
Померли Сен-Мар и де Ту исключительно достойно, в народе очень плакали, потому что – красивые, молодые, полезли сносить бошки кардинальской гидре… ну, что ж вы так нелепо, так глупо-то!
– А погодите-ка, – сказала на этом месте кардинальская гидра. – У меня тут, кхе-кхе, идейка, кхе-кхе. Ита-а-ак, это ещё не глупо и не нелепо. Следите за руками…
В общем, через три месяца после казни Сен-Мара и де Ту кардинал Ришелье взял да и помер, затроллив всех решительно и окончательно.
25. Про болезни и смерть
При французском дворе времён Людовика ХIII все жутко любили что-нибудь коллекционировать. Сам Людовик, например, собирал специальности и одинаково ловко писал балеты, подковывал лошадей, шпиговал дичь и составлял духи. Гастон Орлеанский коллекционировал неудачные заговоры и практиковал челночный бег между сторонами вооружённых конфликтов. А поскольку кардинал Ришелье был со всех сторон незаурядный – у него были самые интересные коллекции. Помимо кошек, предметов искусства и врагов, он собирал болезни. Правда, непреднамеренно, но зато очень, очень успешно.
Судите сами: тут вам и мигрени с невралгиями, и малярия с язвами, и туберкулёз с кашлем, и ещё зубная боль, мочекаменка, гастриты и геморрой до кучи! В общем, если бы министров можно было бы сдавать на ТО – Людовику давно посоветовали бы заменить всего кардинала (хотя погодите-ка, ему это и советовали раз десять в день). Но Людовик, который сам страдал гастритами-геморроями-болезнью Крона и прочей роскошью, менять на что-то Ришелье не торопился. Поскольку кардинал был прямо старый «Уазик»: скрипит, пыхтит, вечно требует ремонта, но едет, зараза, и работоспособность лучше, чем у заграничных новых моделей.