В общем, Анна и Мазарини возвратились с триумфом и аплодисментами, а обиженный Конде пошёл и присоединился к испанской армии.
Так что с Испанией ещё пришлось повоевать, но потом всё кончилось Пиренейским миром и вообще, династическим браком. В 1660 г. Людовик и его супруга-испанка торжественно въехали в Париж. Конде раскаялся и пошёл избираться в польские короли (и не избрался), а Гастон Орлеанский помер от несбывшихся чаяний. Словом, всё сложилось почти как в сказке.
После этого Мазарини принялся немножко почивать на лаврах и от управления государством отошёл – тем более что здоровье к пенсионному возрасту крякнуло и просело. Так что он в основном наставлял будущего Людовика Солнце (а то ему еще править), гладил котов, ценил во все стороны искусство, а попутно стряпал себе всякие пилюли-мази-декокты.
С датой смерти Мазарини тоже почти что угадал – и помер не неполных 58, как Ришелье, а в 58 с копеечкой. И умер во дворце, расположенном на улице Ришелье. Чем ещё раз доказал, что он от своих идеалов не отступает.
А народ, который вечно любит сваливать на кардиналов-министров все свои невзгоды, тут же начал пописывать всякие эпиграммы и смешные стишки про то, что в груди у кардинала при вскрытии обнаружили кусок глины. Хотя кто там знает, может, Мазарини бы на такое и не обиделся, потому что литературу он ну очень любил, прямо как Ришелье.
Потому о литературе поговорим отдельно.
27. Про литературу
Литературу Ришелье неистово любил, собрал себе внушительную библиотеку и сам на досуге от души графоманил по принципу:
А недавно был грешок –
Взял и выдумал стишок!
Правда, среди французской знати бешеными графоманами были все или почти все, начиная с короля, который на досуге сочинял песенки. Но у Ришелье литература стояла где-то на уровне с котиками и госпожой де Комбале. В моменты неудач достойный кардинал неизменно тукал короля в темечко фразами «А вы дайте мне отставку, я поеду в своё имение и там на природе буду сочинять стихи!» Людовик представлял, что может вылупиться из Ришелье-литератора, передёргивался и заверял, что нет-нет, никакой отставки, вы нужны государству, дорогой кузен. Потому памфлеты Ришелье сочинял профессионально, а стихи и пьесы – только вполсилы, как любитель.
К тому же на пьесы у кардинала и вовсе не хватало времени, потому он со временем прикормил вокруг себя пятёрку талантливых авторов – чтобы воплощали его идеи в жизнь. Мол, с меня сюжет и основные моменты, а дальше сами зарифмуете. Авторское право тогда не существовало как таковое, потому такое было, в общем-то, нормально. Пятёрка собиралась у кардинала в свободные минутки для мозговых литературных штурмов и даже сочинила пару пьес – а потом стала основой Французской академии.
Среди этих «авторов круглого стола» были такие примечательные личности, как Ротру и Корнель. И Буаробер, причём основой Французской академии стал именно он. А ещё он был у Ришелье литературным секретарём и на полставки немножечко шутом, потому что обладал способностью приводить кардинала своим юмором в хорошее расположение духа.
Буаробер, кстати, тоже был священником – аббатом, а потом и приором Руара, но жизнь вёл отчаянно не католическую и был обжорой, игроком, бабником и, как про него утверждали, щупал собственных лакеев за всякое. Кардиналу Буаробер сперва не понравился, а потом выяснилось, что у него талант сатирика и чуйка на окружающие таланты – и тут-то дело пошло.
С одной стороны, Буаробер развлекал кардинала за столом, вышучивал кардинальского духовника де Мюло (особенно его нос, который от любви к винишку превращался в «50 оттенков алого») и травил байки про парижскую знать и про братьев-читателей. С другой стороны, Буаробер щедро раздавал братьям-читателям деньги, откапывал и притаскивал к Ришелье новые таланты и выпрашивал для авторов в бедственном положении пансионы. Притом, и это делал с выдумкой, как показывает история с Мари де Гурне, которую, на секундочку, величали «французской Минервой».
Эта самая де Гурне была писательницей и, как сейчас бы сказали, немножко философиней. Её заметил ещё Генрих IV, но потом очень внезапно умер, а назначенный при короле пансион выплачивали из рук вон плохо. Кроме того, де Гурне регулярно троллили другие писатели. Например, два шутника как-то узнали, что престарелая писательница ждёт в гости такого же престарелого Ракана – тогда популярного автора. Оба тут же явились к ней по очереди и устроили сценку: «Очень приятно, Ракан». Причём, тот, который пришёл в гости вторым, утверждал, что первый – самозванец.
А через пару часов к обалдевшей де Гурне пришёл третий Ракан – настоящий. Бедная старушка с досады запустила в кумира интеллигенции тапкой. Но потом с ужасом осознала, на кого подняла свою тапочку, перед писателем извинилась и стала с ним дружить. А Буаробер получил новую байку для Ришелье и сюжет для пьесы.
А кардинал как-то увидел стихи старой писательницы и решил с ней встретиться. Даже составил по такому случаю приветствие, состоящее из устаревших слов её книги (такая беззлобная литературная подколка). А когда писательница отреагировала в духе: «Ну, вы ж тут великий гений, вас должен развлекать весь мир» – извинился и решил де Гурне немножко облагодетельствовать пансионом.