- Твоя – твоя, - снова улыбаюсь, и бросаю встревоженный взгляд за его спину, пытаясь увидеть Хльюи. Но Чиари ее мигом раньше вынес из зала, скрывшись в тени. – Просто ты еще не знаешь об этом.
- Ильиз! – раздается гневно за моей спиной. – Ты совсем зазвездился! Думаешь, я не ударю в спину? Не считаешь меня достойным внимания противником? Не стой ко мне спиной! – и я чувствую, что сзади действительно летит атака. Смертоносные лучи холодного белого света с небывалой скоростью и злостью спешат изрешетить нас с монархом. Мы с другом оба тяжело вздохнули. Атака захлебнулась, не долетев до нас какой-то метр, увязнув в резко вспыхнувшем солнечном щите.
- Имбицил, - покачал я головой, улыбаясь другу, тот согласно усмехнулся. – Унеси Ее Величество. Я тут сам закончу.
Диригий под прикрытием щита солнца выскользнул из залы, а я повернулся наконец-то к герцогу.
- Ты прав, Андждэй, - убираю щит, - я не считаю тебя противником достойного внимания. Но, как видишь удар в спину от тебя, ожидал, - насмешливо кланяюсь и бросаю взгляд на каменную клеть, в которой бесновались маги – подручные герцога. Самые сильные маги Япирании. Остальные и вовсе внимания не стоят. А эта мятежная пятерка… почувствовали себя богами, захотели власти. Не при мне живом, детки!
- Считаешь себя всесильным? – цедит ваг Варгент и снова выпускает силу. Ослепительно белый свет заливает всю комнату, жаля своим холодом, пробираясь в легкие, мешая дышать… Так думает хозяин колдовства. Но его мечты развеиваются, когда белый свет тонет и растворяется в огненном, раскаленном, солнечном. Волна жара, вырвавшаяся из меня, сносит ко всем демонам чужое заклинание, развеивая его, крушит каменную клеть, погребая заживо людей, и выжигает саму суть из человека, недостойного носить в себе силу. Вырываю его источник, испепеляя дотла. Рассеивая по эфиру.
- Теперь, ты обычный человек, - склоняюсь над герцогом, что стоит на коленях и прикрывает лицо ладонями. Ожоги на его теле не смертельны, но очень болезненны. Алая кожа покрывается волдырями. – Скажи, что чувствуешь, утратив часть себя?
В ответ мне звучит болезненное поскуливание. Страдает. Да… ты заслужил эти страдания. Игнорируя собственную брезгливость и боль мужчины, я поднимаю его лицо, заставляя смотреть на меня.
- Когда ты задумал это? – моим голосом можно было заморозить горную реку, тогда, как жаром негодования – спалить планету. – Когда ты решил, что твоя маленькая кузина не достойна править? Не достойна жить? Когда учил ее верховой езде, еще девчонкой? Или когда защищал ее от отцовского гнева за непослушание? М? Она верила тебе, Андж. Видела в тебе защитника и опору… ты предал самое чистое, что только мог. Ее любовь. Она ведь по тебе мерила всех мужчин.
- Я думал о благе страны, - слабым голосом хрипит герцог. – Картарина не удержала бы власть.
- Нет, - соглашаюсь я, - без тебя не удержала бы. Но, как выяснилось, и с тобой тоже каши не сварила. И знаешь, не стоит прикрываться благом страны, у которой и так все отлично. Тебя ведет лишь жажда силы и власти. А теперь расслабься, и получи удовольствие, - криво усмехаюсь и грубо врываюсь в сознание уже приговоренного мною. И хотя меня интересует лишь одно – от чего умирает несчастная Картарина, я все равно сканирую его по полной. На всякий случай. Мало ли… что еще интересного увижу?..
На пол падает изможденное обожженное тело. Мужчина поскуливает, держась за голову, не в силах терпеть боль. А я не собираюсь ее облегчить.
- Ты будешь казнен прилюдно, - выношу я свой вердикт. – Вместе с товарищами. За измену короне. За попытку узурпирования власти, как в Япирании, так и в Торлерини.
- Убей сейчас, - просит герцог, - зачем этот цирк?
- Это не цирк, - жестко усмехаюсь, зло. Нечеловечески. – Это свадебный подарок моему королю!
Глава 49 – 50
Из сладкого, тягучего, как патока, забытья меня выводят нежные прикосновения и ощущение бегущих по коже искорок, проникающих в кровь пузырьков, наполняющих меня силой, ясностью и устраняющих чувство тошноты, с которым я уже сроднилась за время отсутствия мужа рядом.
Делаю над собой усилие и у меня даже получается распахнуть один глаз, второй походу намертво впечатан в подушку. Вижу только бескрайнее полотно белого шелка. Сон был у меня крепкий, до слюней на подушке. В голове сумбур, а в теле ломота. Я зевнула, потягиваясь со стоном и, даже довольно хрюкнула, прежде чем окончательно проснуться, вспоминая последние события. А стоило мыслям проясниться, как я распахнула оба глаза и в панике подскочила на кровати, оглядываясь.